Обсидиановый храм

– Это жизнь, которая, так или иначе, будет отнята. Видишь ли, через три дня Люциус Гарей будет казнен путем введения смертельной инъекции в тюрьме южной Флориды. Он исчерпал все возможности обжалования приговора, и губернатор приговорил его к казни. Гарей – социопат, который не испытывал никаких угрызений совести касательно того, что совершил. Хм, даже напротив, он хвастался тем, насколько ему это понравилось. Этот человек, этот убийца, садист и насильник умрет в любом случае – даже если я палец о палец не ударю.

Он замолчал, пристально глядя на Констанс. Она не отвечала, и на ее непроницаемом мраморном лице невозможно было прочесть, какие именно мысли ее обуревают.

– Попытайся понять, – Диоген заговорил быстрее. – Мне нужна cauda equinа, одна-единственная свежая cauda equinа, потому что необходимо произвести химический синтез первичной формулы, дабы улучшить новую. Препарат невозможно синтезировать из ничего. Ты же должна помнить его примерный химический состав. Так вот мне необходимо проанализировать его и определить химическое строение его отдельных компонентов. Мы говорим о сложных белках и других биохимических веществах, которые содержат внутри одной своей молекулы миллионы атомов, соединенных при этом наисложнейшими связями. На протяжении восемнадцати месяцев я анализировал проблему эликсира с точки зрения биохимии и многое выяснил. И как только я получу образец первичной формулы, то смогу, наконец, завершить работу.

Констанс не спешила отвечать. Непроницаемость ее лица искренне удручала Диогена и почти выводила его из себя.

– Констанс, я умоляю тебя подумать об этом! Это разовая необходимость. После этого синтез эликсира станет прост и ясен. И никто не пострадает. Гарей – считай, живой мертвец.

– И как же ты планируешь получить свежую cauda equina этого человека? – ее голос прозвучал холодно и ровно.

– После казни патологоанатом должен произвести вскрытие. Этим патологоанатомом буду я. Как только cauda equina будет у меня, я извлеку из нее то, что мне необходимо, и привезу полученный экстракт на Халсион, где и синтезирую формулу в лаборатории, которая у меня там оборудована. Все приготовления завершены, работу тормозит лишь отсутствие последнего ингредиента. Поверь, больше не будет жертв – только эта. И ты, моя дорогая Констанс, вернешь свою молодость, свое здоровье… и полностью восстановишься. Пожалуйста, Констанс, пожалуйста, соглашайся. Молю тебя.

Он замолчал, внимательно наблюдая за ее реакцией. Похоже, внутри нее шла ожесточенная борьба. Затем – коротко, почти неслышно, – она произнесла:

– Хорошо.

Диоген предпочел не скрывать своего облегчения.

– Спасибо, – выдохнул он. – Спасибо, что сумела понять мои мотивы. Итак, я оставляю тебя наедине с твоими сборами. Увидимся завтра утром.

Со счастливой улыбкой на лице он развернулся и покинул комнату.

31

Полуночное море напоминало стеклянную поверхность, по которой проходила легкая рябь. В темной, немного тревожной водной глади отражался серп луны, низко висящий над горизонтом. Это была идеальная ночь для дела, которое предстояло провернуть экипажу «Маниболла». Стоявший у рулевого колеса Филипов бросил взгляд на картплоттер[113]. Он направил судно к югу от Бейли-Хол, миновал южную оконечность острова Мачайас-Сил[114], и по широкой дуге обогнул берега Гран-Манана[115] с его флотилиями рыболовецких лодок. Он искал большую глубину, чем та, на которой обыкновенно ходили траулеры и – если верить диаграммам – путь «Маниболла» лежал в котловину Джордана. Сейчас корабль находился в пятидесяти милях от берега, все еще оставаясь в территориальных водах США, но далеко за пределами двенадцатимильной зоны[116]. Судя по радару, рыболовецких лодок поблизости не было, впрочем, как и других судов – «Маниболл», насколько это возможно, отдалился ото всех, остановившись в самой глубокой части континентального шельфа, где, как известно, рыболовам было нечего делать. Здесь тело может уйти на дно так, чтобы никогда больше не всплыть и не попасться в сети какого-нибудь траулера.

Филипов сбавил скорость, заложив судном круг, а затем и вовсе заглушил двигатель. «Маниболл» находился в пределах Лабрадорского течения – вялого потока очень холодной воды, спускающейся от побережья Лабрадора. Погода стояла безветренная и поверхность воды была настолько спокойной, что не имело смысла бросать якорь – лодка могла просто спокойно дрейфовать.