Обсидиановый храм

Лодка легкими движениями разрезала черную гладь воды, а теплый воздух шевелил волосы Констанс цвета красного дерева и играл ее длинным платьем. Она откинулась на бирюзовое мягкое сиденье рядом с Диогеном, который был за рулем. Они направили свою яхту из Саус-Бич-Харбор в место под названием Аппер-Шугалоф-Кей. Там, в бунгало, укрытом среди сосен на воде, они обменяли ее на меньшую лодку с небольшой осадкой. Диоген рассказывал о ней в благоговейных тонах: девятнадцатифутовый гоночный катер «Крис Крафт»[133], построенный в 1950 году, который он восстановил, оборудовав его новыми бортами, новыми палубами и тщательно отреставрированным двигателем. Название лодки, написанное черным цветом на золотом фоне, гласило «ФЕНИКС», а ниже «ХАЛСИОН-КИ».

Теперь, когда они приближались к месту назначения, с Диогеном произошли значительные перемены. Если поначалу он был крайне немногословен, то теперь стал гораздо более общителен, если не сказать болтлив. В то же время его обычно напряженное лицо смягчилось и расслабилось, а его выражение можно было назвать почти мечтательным – это стало самой разительной переменой по сравнению с его обычно острым и бдительным взглядом. Ветер шевелил его короткие, рыжеватые волосы, а глаза слегка щурились, глядя вперед. Изображая Петру Люпея, он, среди прочего, прикрывал свой мертвый голубой глаз цветной контактной линзой, но Констанс заметила, что в какой-то момент он вынул ее, возвращая глаза к своему двухцветному внешнему виду, а также успел удалить краситель со своих волос. Его «Ван Дайк» уже начал отрастать. Казалось, что вся его манера поведения тоже изменилась, физически превратившись в того Диогена, каким она его запомнила почти четыре года назад, но душевные отличия были явно налицо: исчезли резкость, высокомерие и саркастичность.

– Справа, – рассказывал он, и его рука, отпустив хромированный руль, указала на скопление крошечных островков, покрытых пальметто[134], – вон те коралловые рифы называются Гремучая змея.

Констанс взглянула в их сторону. Слева от нее низко над горизонтом висело солнце – большой желтый шар, прочертивший на водной поверхности ослепительную дорожку и окрасивший крошечные островки золотым светом. Везде, куда бы она ни взглянула, вздымались низкорослые острова – необитаемые и дикие. В то время как она никогда особо не задумывалась о Флорида-Кис, красота и безмятежность этого места – и его тропическая изоляция – оказались тем, чего она никогда не ожидала здесь найти. Глубина была незначительной – она могла видеть, как дно лодки почти касается дна, но Диоген уверенно вел ее вперед, видимо хорошо зная путь среди всех этих мелких, извилистых каналов.

– Этот маленький коралловый остров слева называется Счастливый Джек, а тот чуть дальше Пампкин-Ки.

– А Халсион?

– Скоро, моя дорогая. Скоро. Этот большой остров справа, почти полностью покрытый мангровыми зарослями, называется Джонстон-Ки.

Он крутанул руль, и лодка вильнула влево, взяв курс прямо на заходящее солнце, миновав Счастливого Джека слева, и Джонстона справа.

– Тот остров, что ты сейчас видишь прямо перед собой, и есть Халсион-Ки.

За Джонстоном, подсвеченным золотым сиянием заходящего солнца, она увидела большой остров, окруженный со всех сторон гористыми берегами. По мере приближения к нему лодки в поле зрения Констанс возник длинный пляж с низким скалистым блефом, а рядом с ним белели крыши большого дома. Как минимум две трети острова были покрыты мангровыми лесами. Близлежащие коралловые островки также были усеяны мангровыми зарослями, но на некоторых из них – у самого берега моря – размещались крошечные пляжи. От острова простирался длинный пирс, а на его конце возвышалась небольшая деревянная беседка.

Диоген плавно завел лодку в специальный причальный отсек, который располагался под прямым углом к остальному пирсу. Выверенными движениями он сбросил пару швартовых кранцов[135], затем на секунду пустил двигатель в реверс, после чего лодка плавно причалила. Диоген выключил двигатель, спрыгнул на пирс, пришвартовался и протянул Констанс руку. Она ухватилась за нее и шагнула на выветренные доски причального настила.

– Добро пожаловать, – сказал Диоген. – Позволено ли будет мне сказать, добро пожаловать домой?

Вернувшись в заднюю часть кубрика лодки, он забрал ее вещи, в то время как Констанс на пару минут осталась на пирсе одна, глубоко дыша полной грудью. Воздух оказался густым и был насыщен запахом моря, а солнце садилось буквально в пальмы, окаймляющие пляж. Справа от себя она могла лицезреть – помимо россыпи более мелких необитаемых островков – великое пространство Мексиканского залива.

В дальнем конце пирса на столбах бок о бок сидела пара неуклюжих пеликанов.

– Ты совсем притихла, моя дорогая.

– Это все очень ново для меня.