Безлюдность края и отдаленность друг от друга прибрежных селений не могли благоприятствовать побегам в одиночку; всякий, решившийся на такой побег, должен был погибнуть неминуемо. Возможны были лишь побеги массой, когда бежавшие, сильные своею численностью и непреклонным, ничем не сдерживаемым стремлением к свободе, являлись, так сказать, хозяевами побережья. Силою отбирая у прибрежных жителей лодки, оружие, съестные припасы, скрываясь от преследования в бесчисленных протоках и заливах обских, они грозной тучей проходили побережье, пробираясь затем из Оби в Сосву, где, оставляя реку, направляли свой путь через Урал в Россию. Партии таких колодников, настоящих обских пиратов, наводили ужас на местное население; не только беззащитный деревни, но и укрепленные города далеко не всегда могли считать себя в безопасности от возможного нападения этих разбойничьих шаек. Горе было купеческому судну встретиться с флотилией бежавших колодников. Большею частью вполне беззащитное, такое судно представлялось легкою и заманчивою добычею, тем более желательною, что овладение им являлось для бежавших вопросом жизни и смерти. Ведь если малонаселенность обского побережья благоприятствовала вообще массовым побегам колодников, то та же самая причина была для них и гибельна. На сотни верст нет жилища, нет следовательно и хлеба; мало было одолеть конвой и бежать, следовало еще раздобыть необходимые съестные припасы, вот почему встреча с «купцом», богатым не столько деньгами и товарами, сколько припасами и оружием, составляла обстоятельство первой важности, являлась счастливою случайностью много способствующей удаче предприятия. Нет сомнения, что при бедности местного населения и крайней скудости хлебных запасов, которыми правительство по необходимости снабжало посельников этих неприютных стран, где и хлеб не родится, колодники, в своих набегах на прибрежные селения, не многим могли поживиться и, следовательно, этим путем лишь в весьма незначительной степени обеспечивали свое дальнейшее существование. Встреча с купеческим судном и удачный захват его в известной мере гарантировали им возможность благополучного исхода побега, возможность так или иначе выбраться из негостеприимной пустыни и вернуться в тот заветный край, откуда они изгнаны были навсегда.
Сохранившиеся архивные документы описывают несколько характерных случаев подобных побегов, с которыми мы и позволяем себе ознакомить читателя.
5-го июня 1745 года мирные обыватели Сургута, маленького, глухого городка на Оби, были встревожены лихою вестью: прошел слух, что около города появилась шайка беглых каторжников; передавали даже, что их видели в самом городе, что они успели уже кое-кого пограбить, что добираются даже до самого воеводы и думают сжечь город. Конечно, народная молва зашла по обыкновению далеко вперед, но факт появления колодников близ города оказался верен. Все видели, как воевода Еропкин, озабоченный и угрюмый, спешно прошел из своего дома в воеводскую канцелярию, где долгое время тайно беседовал с каким-то поручиком, прибывшим в ночь перед тем Из Тобольска. Не прошло незамеченным и то обстоятельство, что воевода распорядился тотчас же послать за казацким сотником Торопчаниновым и строго-настрого ему что-то наказывал, топал ногами, сердился… Возбужденное до крайности народное любопытство нашло, наконец, себе удовлетворение. На воротах дома, где помещалась воеводская канцелярия, появилось объявление, и каждый грамотный мог прочесть следующее:
«Сего 745 году, июня 5 дня, в Сургуцкую воеводскую канцелярию, следующий из Тобольска на дощанике поручик Белянин ведением объявил: из посланных де с ним арестантов бежало 14 человек. И по тому его, поручика Белянина, ведению, о сыску тех арестантов в городе Сургуте, во всенародное известие публиковать и в пристойном месте выставить публичный указ, в котором объявить: ежели где оные беглецы явятся, таковых ловить и объявлять в Сургуцкую воеводскую канцелярию без замедления; также и в войсковую контору и сотнику Торопчанинову с товарищи послать указ же, по которому предписанных беглецов сыскивать всякими сыски накрепко и для того сыску командировать им на каждую ночь, вкруг города ходить, с ружьем, из Сургуцких служилых людей человек по 10 и более, а буде по сыску явятся, то, их имая, объявлять в Сургуцкую воеводскую канцелярию немедленно».
Нельзя сказать, чтобы это распоряжение вполне успокоило встревоженных обывателей; все хорошо понимали, что требование начальства о сыске бежавших каторжников было пустым звуком, что привести в исполнение упомянутое распоряжение невозможно, за малочисленностью служилых сургутских людей, и что начальство, в сущности, более заботилось об охране самого города от внезапного нападения, чем о поимке беглецов. Да и было чего тревожиться: кому неизвестно, на что способна толпа голодных храп-майоров [1]
в бешенной жажде свободы готовая на все, и для которой ничего не значило спалить город, чтобы, воспользовавшись пожаром, поживиться на счет обывателей.