Обские пираты прошлого века

Массовые побеги каторжников, в роде только что описанного, к счастью, случались не часто, зато не проходило году, чтобы не бежали малыми партиями, человек по пяти, десяти. Конечно, эти небольшие партии представляли для населения значительно меньшую опасность, но, тем не менее, их боялись и бегали всячески. И не только остяки, по самой природе своей трусливые, но и русские старались не задевать проезжавших и по возможности удовлетворять их требованиям, избегая открытого столкновения. Появление на низовьях Оби упомянутых разбойничьих шаек стало, наконец, таким заурядным явлением, что местные власти не на шутку задумались над способом противодействовать этому злу. Настоятель Кондинского монастыря, игумен Маркиан, 7-го октября 1768 года «благопочтительнейше» доносил сибирской губернской канцелярии, что если не принять своевременно мер к охранению края, то, в виду природной робости живущих по берегам остяков, появляющиеся шайки бежавших колодников очень скоро обратятся в «многовредительных разбойников, на подобие волжских». Ближайшим поводом к такому донесению послужило столкновение разбойников с монастырскими людьми в сентябре того же 1768 года, любопытный подробности о котором мы заимствуем из архива Кондинского монастыря.

В сентябре 1768 года самаровская управительская канцелярия дала знать настоятелю Кондинского монастыря, что несколько бежавших с дороги колодников направились вниз по Оби, с очевидною целью пробраться рекою Соевой к Уралу и оттуда в Европейскую Россию.

20-го сентября разбойники были уже в селе Троицком, отстоящем в 55 верстах вниз по реке от Самарова. Их было всего шесть человек на одной лодке. Малочисленность шайки, вероятно, служила причиною тому, что беглые вели себя сравнительно скромно. Трое из них остались караулить лодку, а трое пошли по селу. Зайдя к дьячку, а потом к священнику, они просили хлеба и предлагали за него деньги, но как дьячок, так и священник, признав в них лихих людей, хотя и дали несколько хлебов, но от денег отказались. Ясашный остяк, Музырганов, услышав о появлении в селе беглых, вместе с сыном своим, оба вооруженные луками, пошли было им на встречу, но в решительную минуту струсили и взмолились о пощаде. В наказание разбойники сняли с Музырганова шубу, тут же, впрочем, отдав за нее рубль десять копеек.

21-го числа шайка посетила Сухоруковский погост, отстоящий от Самарова в 90 верстах. Там ямщик Корепанов встретил их на улице с хлебом-солью и поднес три утки, два гуся, масла и кринку молока. Такая предупредительность не избавила его от обязанности выдать разбойникам свой зипун, за который ему заплатили 1 рубль 20 копеек. Дьячок и пономарь Сухоруковского погоста не только встретили грозных гостей с почетом, но и пригласили отобедать с собой. После обеда гостеприимные хозяева истопили баню, и разбойники поочередно парились, оставляя на карауле по человеку с ружьем.

Игумен Маркиан, настоятель Кондинского монастыря, получив уведомление из самаровской канцелярии о побеге колодников, сильно встревожился, невольно вспоминая разграбление монастыря в 1745 году. Нужно заметить, что монастырь действительно был вполне беззащитен от нападения лихих людей; монастырской ограды не существовало вовсе, если не считать за таковую обыкновенного плетня, которым были окружены убогие монастырские постройки. Монашествующая братия, — все больше старики, — конечно, не могла оказать какого либо сопротивления, а так называемое «заоградное» население, живущее при монастыре, боялось разбойников не менее своих соседей-остяков и при первом известии о появлении лодок с беглыми обыкновенно укрывалось в соседнем лесу. Правда, в монастыре находился еще военный караул, под командою сержанта Ковалева, специально назначенный для окарауливания содержавшихся в монастыре колодников, но состоял он всего из двух отставных увечных солдат, едва ли способных к ратному делу…

23-го сентября, часу в четвертом по полудни, игумен Маркиан из окна своей кельи увидел две лодки, шедшие сверху. Одна бежала под парусом, а другую тащили бечевой по берегу. Встревоженный, он тотчас же послал своего келейника на берег узнать, что это за люди и куда они едут. Прошло полчаса; келейник не возвращается; не понимая, что такое могло его задержать, игумен посылает другого служителя и от него узнает, что «у прибывших людей ноздри у некоторых пороты, на каждом из них натруски с порохом, и несколько ружей видны в лодке; слышно, что собираются в монастырь якобы для покупки хлеба, обуви, холста, и идут уже в монастырь». Не оставалось сомнения, что это были беглые каторжники, о которых писал самаровский управитель. «Хотя я, — пишет в своем донесении игумен, — и пришел несколько в робость, однако ж приказал находящемуся тогда при мне одному только церковнику как можно скорее собрать служителей монастырских и потом Ударить в колокол трезвон, а сам, не обождав людей, оставя келию без защищения, пошел на берег, имея в руках ружье, заряженное пулею и картечами»…