Обскура

Он пообещал сделать ее фотопортрет завтра днем, когда будет достаточно света. «Точнее, уже сегодня, — вкрадчиво добавил он. — Зачем ждать?» Она представила себя позирующей перед фотокамерой, а его — прячущимся под темной тканью и произносящим традиционную фразу «Сейчас вылетит птичка!» перед тем, как нажать на спусковой рычаг затвора… Ее это рассмешило. На этот раз он тоже расхохотался — кажется, впервые за весь вечер, — прижав руку ко рту, как будто не хотел, чтобы она видела его зубы. Тогда ее это не удивило, но сейчас такой жест показался ей странным. Кстати, и говорил он, почти не размыкая губ… Должно быть, у него были испорченные зубы.

Когда они вышли из ресторана, он поднял руку, подзывая фиакр.

— Хочешь взглянуть на мою студию? — спросил он шепотом, когда они уже сидели внутри, тесно прижавшись друг к другу.

Это предложение ее удивило — она уже успела забыть о его обещании. (К обещаниям такого рода она давно привыкла, так же как и к тому, что они всегда остаются невыполненными.) Но в то же время оно показалось ей восхитительно романтичным.

Некоторое время они ехали вдоль Сены в западном направлении, потом, оставив позади Марсово поле на другом берегу, проследовали к Пасси и Отей. Путь был таким долгим, что ей показалось, будто они уже выехали за город. Легкое покачивание фиакра и мерный стук лошадиных копыт убаюкивали ее. Она ненадолго позволила себе склонить голову на плечо соседа, но ощутила неловкость и снова выпрямилась. Удивительно, как она и остальные женщины ее типа, падшие, но сохранившие в глубине души остатки невинности, сразу проникаются доверием к незнакомцу, если тот не выражает желания немедленно с ними переспать. Он больше не разговаривал, не шутил. Она понимала, в чем дело: этап соблазнения закончился, поскольку она согласилась ехать с ним; или, может быть, он, как и многие другие мужчины, ощущал потребность в тишине перед актом любви, подобно солдатам, молчаливым и сосредоточенным перед сражением. Со временем она стала замечать, до какой степени предстоящая любовная близость меняет лицо мужчин, каким суровым, беспокойным и жадным одновременно становится их взгляд, как напрягаются или застывают мускулы лица, сжимаются губы… И за то, чтобы привести себя а такое состояние, они еще и готовы платить!.. Его звали Клод.

Она рассеянно смотрела на проплывающий за окнами ночной пейзаж, изредка замечая отблески лунного света на реке. Внезапно она услышала неприятный сосущий звук. В полусумраке она разглядела, что ее спутник засунул палец в рот и, кажется, трет зуб — с усилием и ожесточенно. Она предпочла молча отвернуться.

Еще через какое-то время она полностью перестала ориентироваться, и внезапно вспомнила, что Клод даже не назвал кучеру адреса. Она хотела об этом спросить у своего спутника, но он все еще возился со своим зубом. К тому же усталость, опьянение и некая робость помешали ей заговорить.

Наконец экипаж остановился у стены, из-за которой виднелись силуэты высоких деревьев. Это были каштаны. Она заметила в стене небольшую дверь, над которой нависали стальные зубья поднятой решетки. Клод открыл дверь; потом, заметив некоторое колебание своей спутницы, которая оглядывалась на кучера в форменной одежде, неподвижно возвышавшегося на сиденье и не обращавшего на нее никакого внимания, он слегка надавил ладонью ей на спину и почти втолкнул внутрь. Войдя, она увидела перед собой сад — и, несмотря даже на темноту, поняла, что он очень запущенный.

— Где мы? — прошептала она.

Звук собственного голоса ее испугал.

— У меня, — последовал короткий ответ.

Но об этом она и без того догадывалась.

Он занялся с ней любовью грубо и торопливо, так, что это больше напоминало случку животных. Все закончилось очень быстро. Но в этой сфере уже ничто не могло ее удивить. Она привыкла, что обычно это происходит примерно так же, как если вдруг окажешься в густой толпе, где тебя стискивают со всех сторон какие-то незнакомцы. Потом она напомнила Клоду, что он обещал сделать ее фотопортрет в студии. Он сказал, что нужно дождаться наступления дня, а пока предложил ей выпить.

И вот она проснулась в этом кресле, в этой комнате, которую вчера не видела. Что произошло?

Она хотела было встать, но оказалось, что она привязана к креслу: широкие полосы материи охватывали торс, запястья и щиколотки. Она попыталась сбросить путы, но они были прочными и лишь сильнее врезались в тело. Ее охватил страх. Она попыталась закричать, но от крика ее голова едва не взорвалась. Боль была невыносимой. Но отчего? Может быть, из-за вина, которым он угощал ее уже здесь?..

В этот момент она ощутила какой-то странный запах и увидела струйки дыма, растекающиеся над печью. Не из-за этого ли дыма так болит голова? Да, скорее всего, так… Воздух, которым она дышала, был отравлен — теперь она явственно это ощущала! Она же умрет! Несмотря на путы, она инстинктивно отшатнулась, но ей не удалось даже сдвинуть кресло с места.