Обстоятельства гибели

— …ни о чем и уж точно ничего о том, что там происходит. Все, что он там создал, принадлежит им и у них останется. — Она говорит быстрее, и голос звучит так, словно идет не от диафрагмы, а от горла. — Мне страшно. Кто эти люди и что они сделали с моим сыном?

— Почему вы думаете, что они сделали что-то с Джонни? — спрашиваю я.

Бентон, не говоря ни слова, пишет что-то в блокноте — губы плотно сжаты, как бывает всегда, когда он сосредоточен.

— Потому что случайностей не бывает, — отвечает миссис Донахью, и ее голос напоминает шрифт ее старенькой «оливетти» — что-то элегантное, но слабеющее и расплывающееся. — То он был здоров, а то вдруг стал болен, а теперь вот заперт в психиатрическом центре и признается в убийстве, которого не совершал. И вдобавок это… — Она хрипловато прокашливается. — Письмо на моей бумаге и от моего имени, которое я не писала. Я представить не могу, кто его вам доставил. И машинка пропала…

Бентон пододвигает мне блокнот, и я читаю то, что он написал.

«Мы это знаем».

Я смотрю на него, недоуменно хмурясь. Не понимаю.

— …Зачем им понадобилось обвинять его в том, чего он не совершал? Как им удалось настолько промыть ему мозги, что он поверил, будто действительно убил ребенка? Наркотики. Ничего другого я предположить не могу. Может быть, кто-то из них убил того мальчика, и им понадобился козел отпущения, а тут и подвернулся мой бедный Джонни. Он ведь доверчивый, не умеет просчитывать реальную ситуацию, как это делают другие. Что может быть лучше, чем подросток с симптомом Аспергера…

Я все еще не могу оторваться от записки Бентона. Мы это знаем. Я читаю снова и снова, как будто если прочту еще раз, то пойму, о чем знает мой муж и эти загадочные невидимки, которых он объединяет с собой словом «мы», и что они об этом знают. Сосредоточившись на том, что говорит миссис Донахью, стараясь разгадать, о чем все же идет речь, и осторожно вытягивая из нее информацию, я не могу избавиться от чувства, что Бентон ее и не слушает. Похоже, рассказ матери Джонни ему совсем не интересен, что весьма необычно для него. За этим безразличием просматривается желание, чтобы я поскорее закончила разговор и ушла с ним, как будто что-то уже закончилось и осталось только завязать узелки, подчистить. Чаще всего Бентон ведет себя так после завершения долгого, месяцами, а то и годами тянувшегося дела, когда все уже решилось или жюри вынесло вердикт и машина вдруг остановилась, но ни сил, ни радости от этого успеха нет.

— Когда вы заметили, что ваш сын изменился? — Я не собираюсь заканчивать только потому, что Бентон что-то знает и что он устал.

— В июле… в августе. В сентябре уже определенно. Интернатура в «Отуоле» началась в мае.

— Марка Бишопа убили тридцатого января. — Я пытаюсь указать на очевидное — ее утверждения о том, что Джонни подставили, противоречат здравому смыслу, — время не сходится.

Если изменения личности начались прошлым летом, когда он работал в «Отуоле», а убийство Марка Бишопа случилось лишь в конце января, то получается, что кто-то сумел запрограммировать Джонни на месяцы вперед. Между тем в деле Марка нет ничего, что указывало бы на тщательное планирование, но отчетливо просматривается бессмысленное и садистски жестокое нападение на ребенка, игравшего во дворе собственного дома. Сами обстоятельства говорят в пользу преступления, не спланированного заранее, но совершенного под влиянием момента, убийства, совершенного из жестокости, зловещей игры хищника, возможно, с наклонностями педофила. Не заказное убийство, не устранение террориста в ходе тайной операции. Я не верю в то, что смерть ребенка была предусмотрена неким планом, имевшим определенную цель и связанным с национальной безопасностью, борьбой за политическую власть или деньги.

— …Люди, которые не знают, что такое синдром Аспергера, полагают, что страдающие от него склонны к насилию, что их и людьми-то назвать нельзя, что они не похожи на нас и не испытывают никаких чувств. Люди много чего полагают на основании того, что я называю необычностью. Это не болезнь и не отклонение — это недостаток. — Миссис Донахью говорит быстро, и мысли ее не всегда последовательны. — Вы указываете на тревожные изменения в поведении, и люди сразу думают — это он. Для Джонни необычность стала еще одним печальным недостатком, как будто только этого ему и не хватало. Но дело не в необычности, а в том, что, когда он в мае прошлого года начал работать в «Отуоле», с ним стало происходить что-то ужасное…

Мне вспоминаются слова Бентона о том, что смерть Марка Бишопа может быть связана с другими смертями: футболиста, найденного в Бостонской бухте в прошлом ноябре, и даже, не исключено, человека из Нортон’с-Вудс. Если Бентон прав, то на Джонни должны были бы повесить все три убийства, но это ведь невозможно. Так, например, во время последнего он находился в Маклине. Я знаю, что он не мог совершить это преступление, и не понимаю, как его можно было подставить в этом случае — не выпустив из Маклина и не вооружив инжекторным ножом.