Ну, я тогда думаю: чего лежать-то на железе, простыну ещё. Пойду, думаю, к Николаю. Николай – это братан мой. Позавчера познакомились. Вот такой мужик – золотые руки. Пробку с пива отстреливает буквально щелбаном!
Мастер! Мало уже таких осталось. Вымирают как из пулемета – очередями.
Не берегут у нас мастеров. Ну, так вот. Думаю, пойду сейчас к Кольке, к братану, снова почитаю вслух свежие газеты и на работу.
Выхожу из морга, смотрю – за мной ещё один мужик тащится. Рядом лежал. Вообще синий весь. Я говорю: – Ты, земляк, если пить не умеешь, лучше сразу пойди и подшейся. Ты, говорю, глянь на себя – весь синий к чертовой матери…
– Да нет, – говорит. – Это потому, что я тут уже трое суток лежу, как дурак. Меня, говорит, вообще-то машина сбила насмерть. Завтра после обеда похороны.
Я говорю: – Ну, ты точно дурак. Такой день! Похороны! Это ж раз в жизни бывает, а ты никого не предупредил и сваливаешь. Завтра, говорю, народ на поминки соберётся, родные с близкими. Людям такой шанс – выпить на халяву – а хоронить некого. Ты чё? У тебя совесть где? – говорю.
Он чётко отвечает: – Ну, я прямо не знаю, что делать. Прямо по-дурному как-то вышло. Мы с женой, понимаешь, пошли к её такой-то матери на праздник. У её такой-то матери юбилей был – пять лет как мужик сбежал, мой тесть. Так она всё никак не нарадуется. Отметили по – людски. Тремя поллитрами. Её такая – то мать даже провожать нас пошла, когда отпраздновали. Вот мы идём гуськом, я, значит, впереди ползу, как разведчик, а они сзади, как танки. Только начали через дорогу переправляться – я лёжа , а они сзади на полусогнутых. А тут, блин, слева машина!
Жена кричит: – Лежать! Не ползти!
А тёща говорит: – Если он мужчина, то проскочит.
Вот мог я себе позволить, чтобы тёща оказалась права? Не мог! Я мужик или кто!? Назло ей не проскочил. Ну, жена сразу испугалась за мою жизнь. -Может,– говорит,– его, козла, сдать в больницу? Там его на операции и прикончат!
А тёща как заорёт: – Да ты что, дура! Такой счастливый случай, когда ещё так повезёт? Давай лучше сразу в морг!
Больше ничего не помню.
Я тогда этому мужику говорю. Слушай, говорю, земляк, а я вчера случайно не с вами праздновал, нет? У нас с тобой всё совпадает. Я тоже ничего не помню. И номера у нас на пятках один за другим. У меня – 750. Без одного стакана- литровка.. У тебя номер ровно пол литра – 500. Просто у тебя в организм меньше входит, а результат тот же. Но как в морге угадали – сколько мы приняли? Загадка.
Мужик заплакал тогда весь и говорит:
– Все несчастья, все беды от женщин идут. Если бы они,– говорит,– мне вчера сказали, что ты где-то тут, вместе с нами за столом сидишь, если бы они мне тебя показали, да мы бы, может, с тобой ночевали как люди – в вытрезвителе. Там с утра одёжку обратно отдают, никто не лезет к тебе вскрытие делать, ещё и на работу всегда позвонят, что живой…
Я на него прямо обиделся. -Ты, – говорю,– земляк, с вечера, пока трезвый был, мог меня предупредить, что я вообще у твоей тёщи праздную? Мог или нет? Я же не знал! Я думал, что это мы с Николаем, с братаном моим, сидим у него, газеты свежие читаем перед тем как на работу пойти. А то я теперь вообще ни черта не соображаю – у кого похмеляться?
Мужик тоже обиделся и говорит: – Ну, во-первых, какой же я был тебе трезвый, когда я ещё до тёщи с Серёгой полтора литра на двоих завалил? Серёга – это мой братан. Во – парень! На ликёро-водочном работает. Но у него такое горе! Он позавчера по блату с работы ящик водки украл. А его на проходной – бац! – и тормознули.
– Не дадим, – говорят, – вынести, и всё!
Оскорбили по-всякому.
– Ворюга,– говорят,– ты несчастный. Пей, говорят, как все, на территории, а на вынос – никогда! Он мне с проходной и позвонил.
– Приезжай, говорит, выручай. Не приму я на грудь полный ящик. В него и сыграю потом.
А меня если просят выручить – то я железно! И бегом к Сереге, братану, выручать из беды!
Послушал я этого мужика, чувствую, что-то не так. Прямо всё заскребло внутри.
– А ну, – говорю, – колись, какой он из себя, твой братан, Серёга этот твой? Такой в рубашке, да? Небритый такой, а?
У мужика глаза на лоб!
– Точно, – говорит. – И штаны на нём были.
Я его тогда за грудки беру и спокойно так ему:
– И штаны, – говорю, – белые в пятнах, и помятые. И пробку он щелбаном открывает, так?
Мужик вообще в осадок весь вывалился.
– Откуда, – кричит, – ты знаешь?!
– Оттуда, – говорю, – что это Николай и есть, мой личный братан. А вы его, придурки пьяные, зовёте каким-то Серёгой. Это Николай же ящик водки с завода спёр, а на проходной его тормознули. Я его и тормознул, потому что как раз дежурил охранником через два дня на третий. Мы сели с ним за будочкой и две штуки – хрясь!
Мужик говорит: – Три, а не две. А, возможно, и четыре. Но почему я тебя не помню? Серёгу с Николаем помню, а тебя нет…
– А потому, – говорю, – что я тогда был в форме, на голове фуражка с эмблемой «секьюрити» и повязка на рукаве – «охрана»! А сейчас -то я без повязки и голый. Мама родная не узнает. А ты тем более.
Мужик посмотрел на меня и говорит: