Обсуждение книги Т.И. Ойзермана «Оправдание ревизионизма»

Первая: политическая партия не может и не должна быть связана с доктриной, она не может цементироваться однозначным пониманием того же Маркса. И в самом деле, любая сколько-нибудь развитая теория допускает десятки интерпретаций. Марксизм – не исключение. Я вот занимаюсь этикой, взял и просмотрел все этические учения, которые сами себя объявляли марксистскими и которые в литературе закреплены как марксистские. И стал смотреть – что между ними общего? Что общего во всех этих школах, в силу чего их можно отнести к марксистским? И обнаружил только два признака – это субъективная приверженность Марксу и враждебность к капитализму. А за этими пределами ничего общего, каких-то содержательных утверждений о морали, признаваемых всеми, в тех школах, которые относятся к марксистской этике, нет. Даже положение о классовой морали признается не всеми, например, тот же Каутский выводит мораль отнюдь не из классовых интересов. И я подозреваю, что что-то подобное имеет место применительно вообще к марксистским теориям. Так вот, Бернштейн понял, что не должна марксистская социалистическая теория быть догмой, символом веры. У Ленина на этот счет позиция была прямо противоположной. Так, смысл его работы «Материализм и эмпириокритицизм» состоял в том, чтобы связать членов партии единым толкованием и пониманием философии марксизма, чтобы увязать в один пучок философию и политическую борьбу.

Второе, что понял Бернштейн: практика не может быть скована какими-то утопическими идеалами. Отсюда его знаменитое «движение – все, цель – ничто». Он понял, что жизнь не может быть скована догматическими, доктринальными представлениями, даже если они являются очень возвышенными. Он оказался в этом смысле пророческим, в смысле реализма, по крайней мере. Ведь все развитие потом пошло по пути разведения социализма и коммунизма (вспомним хотя бы все словесные выверты с развитым социализмом).

B.А. Лекторский. Относительно Бернштейна. Конечно, можно было сказать, что цель ничто, а движение все. И это могло казаться воплощением реализма и даже чем-то соответствующим некоторым рассуждениям Маркса: он ведь тоже писал, что коммунизм – не идеал, а некое реальное движение. Но ведь сегодня нам совершенно ясно, что одна из главных и наиболее болезненных проблем современной цивилизации – это проблема целей развития (за которыми стоят ценности). Как сказал один современный мыслитель, наша цивилизация – цивилизация средств, а не целей. Мы развили мощную техноструктуру, но не знаем, куда двигаться. Государство действительно не должно иметь общую идеологию. Но любая политическая партия не может не иметь программы, а последняя обоснована идеологически, в ней формулируются идеалы и цели. Разве либерализм – это не идеология?

А.А. Гусейнов. Ну естественно, Бернштейн ведь тоже работал в традиции Маркса, но дело в том, что у Маркса есть и многое другое. А Ленин разве не нашел огромную кучу доказательств у Маркса для обоснования своей позиции? Он тоже нашел. Из Маркса можно много разного вытащить. Но именно, кстати, тот факт, что можно разное из него вытащить, именно в силу этого Маркс не должен становиться иконой.

В.М. Межуев. Я только хотел бы уточнить одну мысль. Вы считаете, что есть ревизионизм, который можно оправдать. А есть ревизионизм, который нельзя оправдать?

A.А. Гусейнов. Не совсем. Я считаю, что за одним словом, термином «ревизионизм» скрыто два понятия и что в силу своей реальной истории этот термин несет негативную оценочную нагрузку. Как, например, термины «сектант», «сепаратист». Я не знаю, можно ли и правильно ли рассматривать такого рода понятия в их буквальном лингвистическом содержании, отвлекаясь, игнорируя их реальный, исторический смысл. Что действительно не имеет оправдания, говоря точнее, что действительно должно быть преодолено (и это важнейший урок из всей захватывающей, возвышенной и трагической истории, связанной с партийно-теоретическими баталиями, с борьбой против ревизионизма), так это – сама практика клеймить людей и учения словом «ревизионизм». Сама идеологическая организация практики, в силу которой возникают эти феномены, оказывается под вопросом, по крайней мере, когда речь идет о практике, претендующей на всеобщий статус. Когда речь идет о группах людей, о философских школах, духовных практиках, религиозных объединениях, то они, разумеется, связаны какими-то общими идейными установками, отступление от которых ведет к тому, что человек выпадает из этой группы. А государство не может быть так организовано. Оно не может базироваться на приверженности одной философии, одной религии, к тому же сведенным к жестким догмам. Публичное пространство государства – пространство, открытое для идейных, духовных, научных поисков.