Обугленное сердце

Боюсь от слабости сломаться,
Боюсь, что больше не смогу
Жить улыбаясь – притворяться.
Боюсь. И силы берегу.

Мне страшно, если мимоходом

Залезть мне в душу норовят,
Когда душевную свободу
Цепями заковать хотят.

Боюсь людского бессердечья,

Боюсь, что в горе, – в крик сорвусь.
К себе внимание привлечь я
До смехотворного – боюсь.

Боюсь твоим глазам поверить

И недоверия – боюсь.
Боюсь, что ты захлопнешь двери,
Пока я сделать шаг решусь.

Боюсь, не вынесу разлуки,

Когда наступит наш разрыв.
В отчаянье ломаю руки,
До боли губы закусив.

О, это горькое бессилье,

Извечный глупый женский страх!
Когда же мне сломали крылья,
В душе уверенность поправ?!

«До седин дожила, а не мудрая…»

До седин дожила, а не мудрая:
Ни смолчать не могу, ни польстить.
Хоть встречаю полвека утра я —
Не умею, как надо, жить.

Не постичь мне кодекс бесчестия,

Вытирание ног о друзей:
Проживи на свете лет двести я —
Не постигну – хоть ты убей!

Не понять головой непрактичною

Звон монет и шелест купюр.
А ведь как бывает обычно-то? —
Где конверт – «порядок», «ажур».

И спина моя не приучена

Нужным людям поклоны бить,
И, хондрозом гордости скручена,
Головы не могу склонить.

И в кого задалась, непутёвая?!

Бабка всё твердила: «В отца».
Что ж! Я, может, и бестолковая,
Но хожу, не пряча лица!

О, женщины! О, матери Земли!

Славянка

Где ты, мой далёкий,
Где ты, мой родимый,
Бродишь одинокий,
Ветрами гонимый?
Тёмными ночами
Кто тебя ласкает,
Жаркими руками
Шею обвивает?
Кто с пути-дороги
Угостит, укроет?
И от пыли ноги
Кто тебе омоет?

Или с поля брани

В рубленой кольчуге…
Кто кровавы раны
Травами врачует?
Где в бреду горячем
Вторишь моё имя?
Стала вещей, зрячей
Бедами твоими.
И перед Святою,
Пред златой лампадой,
На коленях стоя,
Я молю пощады!

Ева

Я – прародительница всех:
Я – Ева, грешная, святая.
В тысячелетиях мой грех —
Любовью женщин наделяю.

Я повторялась сотни раз

В Дианах, Ольгах, Сольвейг, Аннах,
И каждый день, и каждый час
Я возрождалась с ними заново.

Была я гордою Кармен,

Была Марией, Беатриче.
И мне сердца сдавали в плен
Богатый хан и жалкий нищий.

Я милого ждала в тоске,

Верна ему, как Пенелопа.
И слёзы на моей щеке —
Следы Всемирного потопа.

И расцветала от любви,

Сердца мужские покоряя,
Ответной лаской разжигая
Свой собственный пожар в крови —
Я, сладострастная Даная!

Пенелопа