Обвиняется в измене

— До этого надо было додуматься в первую очередь вам, — отрезал обер-фюрер. — На дороге к Желудовичам обнаружена разбитая и сгоревшая грузовая машина. Не на самой дороге, а на обочине, почти в лесу. Остался только остов, ее случайно заметили, а тушить было уже нечего. Чья это машина, откуда? Скоро узнаем, но не будет ли поздно? Я не знаю, Конрад, как быть, если мы не найдем этих русских. Думайте, думайте, черт вас возьми. Вы же лучше меня знаете Тараканова, работали с ним в абвере, даже ухаживали за одной девкой. Где он сейчас?

— Боюсь, уже у своих, — садясь в машину, потерянно прошептал Бютцов.

— В город, — захлопнув дверцу, приказал Бергер и замолчал, откинувшись на спинку сиденья и снова прикрыв глаза.

Сосущее чувство близкой неприятности сегодня не обмануло.

Приезд немцев на машине Ярослав видел из окна мастерских — он с нетерпением поглядывал в него, боясь, что вдруг произойдут изменения и полет отложат или случится нечто непредвиденное и начнут вновь проверять машину, обнаружат мину и…

Плоскую коробку он пронес на аэродром свободно. Никто не останавливал, не обыскивал, и страхи оказались напрасными, но вот поставить ее оказалось много сложнее — никак не удавалось улучить момент, а рядом все время находились немецкие механики, дотошно проверявшие каждый узел. Коробка с миной лежала у Томашевича на груди под комбинезоном и, согретая теплом его тела, тяжело давила на ребра, когда он подавал инструменты и помогал в работе с мотором. У второго крыла, невидимые за фюзеляжем, возились другие механики, а чуть поодаль прохаживалась охрана.

Все время на чужих глазах, никак не вынуть из-за пазухи заветную коробку и дать ей присосаться магнитом к машине, сделав ее обреченной погибнуть в воздухе. Машину было жалко, тех, кто должен лететь в ней, — нет.

Подъехал заправщик, и показалось, что вот сейчас как раз появится удачный момент, но опять не повезло, и Ярослав занервничал — скоро уходить от самолета, а еще ничего не сделано. Неужели он не сможет? Зачем тогда брался, зачем обещал?

Перекачали в баки машины горючее, и заправщик ушел к ангарам, а немец-механик все возился и возился с мотором, стоя на лесенке и требуя подать то один, то другой инструмент. Наконец он спустился и, вытирая руки чистой ветошью, приказал словаку закрыть крышку — работа закончена. Буквально вспорхнув на ступеньки, Ярослав с замиранием сердца поглядел вниз — немец аккуратно укладывал инструмент в специальный ящичек. Мгновение — и заветная плоская коробка в руке, еще мгновение — рука с ней просунулась под кожух и разжала пальцы. Легонько чмокнуло — металл словно сросся с металлом, самолет принял свою будущую смерть.

И тут Томашевич вспомнил, что забыл включить механизм. Пришлось нашаривать коробку и включать, хорошо еще немецкий механик не обратил на него внимания, занятый своими делами.

— Чего ты возишься? — выпрямляясь, недовольно буркнул он, поднимая ящичек с инструментом.

— Все, уже все, — чужим голосом ответил словак, затягивая потуже винты защелок кожуха мотора. Удалось!

— Бери лестницу, пошли, — скомандовал немец и первым направился к мастерским.

Сейчас, глядя в окно мастерских, Ярослав понял, что пора уходить, — машина вращает винтами, прогревая моторы, важные немцы сами приехали проводить улетающих и ничего не отменят. Он вышел из мастерской и направился к заранее приготовленной тачке с мусором. Ухватив за ручки, легко покатил ее к второй проходной, от которой два шага до лесной дороги.

— Ты куда? — подозрительно вылупился на него вышедший из будки немец с автоматом. — Нашел время. И почему здесь, а не через ту проходную? Там ближе к свалке.

— Не могу же я при гостях? Начальство приехало, — объяснил Томашевич и поторопил — Открывай, у меня много работы, некогда.

Сплюнув, немец пошел к решетчатым воротам и приоткрыл их — ровно настолько, чтобы протиснуть тачку.

— Давай, только не задерживайся.

Не отвечая, Ярослав чуть не бегом припустился по тропинке, двигая впереди себя тачку. Бросить ее рядом с воротами он не решился — не исключено, что охранник смотрит вслед. И только скрывшись за кустами, он позволил себе перейти на шаг и вытереть выступивший на лбу холодный пот. Выбрался? Но это еще половина дела, надо найти повозку. Вдруг ее не будет?

Оставив тачку в кустах, он пробрался к дороге. Телега, груженная хворостом, стояла за поворотом, как и обещал Казимир. На передке сидел сгорбленный мужичонка и дымил самокруткой. Поматывала головой лошадь, отгоняя одолевавших ее слепней, хлопала себя длинным хвостом по бокам, а возница, казалось, дремал, забыв о делах и наслаждаясь пригревшим солнышком. Однако увидев словака, он встрепенулся и начал разбирать вожжи, словно готовясь тронуть с места.

Быстро сказав пароль, механик дождался ответа и помог вознице отвалить часть хвороста. Под ним оказалось подобие норы, куда Томашевич забрался с трудом. Покрякивая, возница завалил его сверху сучьями, поминая недобрыми словами рост своего пассажира.

— Родят же такого, — бурчал он, устраиваясь поудобнее на козлах, — в телегу не уложишь. Н-но, холера!