Обвиняется в измене

Немного успокоившись, переводчик, припадая да больную ногу, сделал еще несколько шагов ближе к дверям гостиной — голоса немцев стало лучше слышно, но зато теперь нельзя приглядывать за дверью комнаты, в которой расположилась охрана. Однако приходится выбирать — рисковать подслушивать, стоя под дверями в надежде услышать нечто значимое, или вернуться на место и пытаться ловить отдельные замечания.

Немного поколебавшись, Сушков выбрал первое и, сделав еще шаг, почти вплотную подошел к дверям и застыл, забыв о журнале и зажатой в пальцах потухшей сигарете, — немцы говорили об известных ему событиях конца тридцатых годов.

От неудобной позы ныла больная нога, от страха быть застигнутым при подслушивании бросало в пот и рубаха на спине намокла, но переводчик жадно слушал, стараясь запомнить каждое слово. И вот он услышал имя изменника!

Дмитрий Степанович вздрогнул и обессиленно прислонился плечом к стене — не может такого быть, неправда! Ему хотелось закричать, ворваться в гостиную, схватить со стола бутылку и с размаху разбить ее об прикрытый редкими волосами череп берлинского гостя, ней. Зачем тому лгать? Он среди своих. Ведь говорил же хозяин явки Прокоп о том, где служит фон Бютцов! И гость из тех же, только выше рангом. Еще никому здесь не устраивали охоты, еще ни к кому не ездили на поклон все местные немецкие власти, никого не охраняли так, как особу королевской крови. И разве могут они знать, что калека-переводчик стоит под дверями, жадно ловя каждое их слово?!

Неожиданно Сушков почувствовал, как его сгребла за шиворот чья-то сильная рука.

— Что тебе здесь надо?!

На переводчика смотрел Клюге. Смотрел с брезгливым недоумением, сердито сдвинув белесые брови. Из комнаты охраны выглянул Канихен, привлеченный шумом. В его руках был автомат.

— Шеф звал, — нашелся Дмитрий Степанович, — мне так показалось, я и подошел.

Эсэсовец отшвырнул его к стене. Больно ударившись об нее спиной, Сушкой невольно застонал. Клюге эло пробурчал:

— Убирайся отсюда!

Переводчик захромал к. своему стулу, уселся на него, чувствуя, как внутри все дрожит от испуга. Каким чудом немец сумел подкрасться к нему совершенна неслышно? Или, увлекшись, Сушков забьгл обо всем, позволил себе потерять осторожность?

Телохранители, оглядываясь, вернулись в свою комнату, оставив ее дверь открытой настежь, сели за стол, взяли карты, продолжили игру, изредка бросая подозрительные взгляды на понуро сидевшего с потухшей сигаретой в руке переводчика.

Дрожащими руками достав спички, Дмитрий Степанович раскурил сигарету. Что теперь будет? Наверняка эсэсовцы доложат обо всем своему хозяину. Или нет? Зачем он им — немолодой, покалеченный человек, уже второй год прислуживающий новым властям? Подозревать его в попытке покушения на высокого берлинского гостя просто смешно, а остальное, похоже, этих горилл не слишком интересует. Хорошо бы, если так, а вдруг нет?! И что дальше надумают делать пирующие в гостиной: отправятся спать или поедут в город? От этого сейчас многое зависит. Надо как можно скорее попасть к Прокопу, рассказать ему об услышанном. Пусть там, в Москве, знают об измевнине, примут меры…

Открылась дверь гостиной, выглянул Бютцов, позвал Клюге, приказав ему готовить к выезду машины.

Дверь в гостиную осталась открытой, Сушков видел уставленный закусками к полупустыми бутылками большой стол, потухающий камня, пластами висевший в воздухе ароматный сигарный дым, берлинского гостя, натягивавшего при помощи Бютцова кожаное пальто с меховым воротником.

— Слишком опасно играете, Конрад! — с трудом попадая в рукава, ворчал Бергер. — Пригреваете человека из местных. Полагаете, что если он имеет связь с партизанами, то это поможет вам сохранить свою голову? Она слетит скорее — в случае утечки информации. Поверьте!

Его олова словно ударили переводчика — он застыл на стуле, не в силах даже пошевелиться от ужаса. Бежать? Куда, если вокруг немцы? Или в госте говорит обычная подозрительность — не мог же Клюге уж «успеть ему сказать о стоявшем под дверями русском, они же еще не разговаривали. Да, но если еще не сказал, то скажет!

Поддерживаемый Конрадом под локоть, Бергер важно прошествовал к выходу, стараясь по возможности тверже держаться на ногах. Во дворе хлопнули дверцы автомобиля, пробежали мимо уже одетые телохранители с автоматами в руках. Вернулся Бютцов, довольно потирая покрасневшие, замерзшие руки. На секунду остановился перед потерянно сидевшим на стуле переводчиком.

— Кажется, вы начинаете злоупотреблять моим доверием?

Дмитрий Степанович встал, пытаясь в сумраке прихожей разглядеть выражение глаз своего странного шефа, но тот, уже повернувшись к нему спиной, бросил»

— Подайте пальто. Мы возвращаемся в город. Поедете в машине охраны. И… не суйте никуда свой нос Сушков, а то потеряете его вместе с головой. Ясно?