Обвиняется в измене

Не исключено, что развал, намечающийся в Италии, видят верхи рейха, особенно в РСХА, но сознательно вводят в заблуждение фюрера, принося жертву на алтарь возможных будущих договоренностей с американцами и англичанами, — через Ватикан давно пытаются наладить контакты с разведками этих стран и здравомыслящими политиками, не желающими усиления коммунизма в Европе. Зная об этом, Бергер задумал свой ход, смертельно опасный в случае неудачи, но верный, пожалуй, даже единственно верный. Он слишком многое успел спрятать в тайники памяти, чтобы не найти общего языка с такими же профессиональными политическими разведчиками по другую сторону океана или канала. Сейчас надо поторопиться и опередить попытки договоренности верхов, иначе станет поздно и они окажутся ненужными — он и Конрад. Хотя фон Бютцов со своим лысым хитрым отцом выплывут, но кто, подобно барону Мюнхгаузену, вытянет из болота обер-фюрера? Никто, кроме него самого.

Пока американцы, англичане и русские — союзники, но что будет потом? Их сегодняшний союз противоестествен, а события нарастают со страшной скоростью, время словно несется вскачь, и не успеешь оглянуться, как уже опоздал вскочить на подножку последнего вагона уходящего поезда.

— Если о ваших мыслях узнают, — прервав молчание, осторожно начал Конрад, — то не может быть и речи о присвоении вам звания бригаденфюрера. Хотя вы его давно заслужили.

— Мой мальчик, — доверительно обнял его за плечи Бергер, — сейчас не стоит стремиться к высоким званиям, особенно в СС. Я этого не делаю и тебе не советую! Чем выше звание, тем большему числу людей ты отдаешь приказы, и потом уже не сможешь сослаться, что сам являлся только простым исполнителем чужих приказов. Ясно? Придет время, когда с распоряжения, а победители зачастую не знают жалости.

Они дошли до поворота аллеи. Здесь уже нет ветра, пригревало солнце и дорожки совсем сухие.

— Мы пытаемся заставить русских стать змеем, пожирающим самого себя, — заметил Бергер, — но это временная цель, хотя и важная. Стоит подумать, серьезно подумать о том, как стать желанными гостями на Западе.

— Вы полагаете?..

— Я не полагаю, — желчно усмехнулся обер-фюрер. — Я твердо уверен, что разведчик всегда должен иметь не один, а несколько запасных вариантов. На любой случай! Особенно если он работает в политической разведке. Нам нужна, как никогда, крепкая мужская дружба и работа рука об руку. Работа на себя!

— Каким временем мы располагаем? — по-деловому спросил Конрад. — И что надо сделать?

Его тон понравился Бергеру, — значит, он не зря распинался, гуляя по аллеям: парень не глуп, он понимает силу единения, особенно с родственником и коллегой по СД. Тем более, знающим о его грехах. Да что грехи. Обер-фюрер специально пугнул его старой польской историей, чтобы втянуть в водоворот новых событий, отрезать дорогому родственничку пути отступления, а когда тот нырнет, подтолкнутый Бергером, в омут опасной политической интриги, направленной на спасение их душ и тел, тем более будет вынужден обеими руками держаться за обер-фюрера, — иначе смерть!

Польша только приманка, но мальчик жадно заглотал ее. О провале той операции группенфюрер Этнер не знает — он получил награду и пребывает в полной уверенности ее успешного проведения, тем более, что двадцать второе июня сорок первого обрушилось на красных, как неожиданное извержение вулкана. Отто Бергер специально упомянул Этнера, обезопасив себя, чтобы у мальчишки вдруг не появилась шальная мысль проводить отсюда тело родственника в закрытом гробу, свалив все на партизан или подпольщиков, — все-таки Конрад обжился тут, подмял под себя людей СС и полиции, да и опыт СД не проходит даром. Но теперь эта мысль у него не родится, нет, не родится. Он уже думает о другом — о контакте с Западом.

— У всех случаются удачи и неудачи, — спокойно заметил обер-фюрер. — Ты можешь полностью положиться на меня, ведь я ни разу не подвел за прошедшие годы?

Бютцов кивнул — да, родственник действительно еще ни разу не подвел. Всегда находил ему теплые места, включал в операции на своей территории, за успешное завершение которых давали награды, уберег от восточного фронта, поддерживал дружески деловые отношения с его отцом — старым фон Бютцовом. Конрад и сам задумывался над будущим, поэтому слова Бергерд нашли у него понимание, но как придумал вывернуться старый лис?

— Все произойдет не завтра, — поворачивая к замку, тихо сказал Отто. — У нас еще есть года три, максимум четыре, но начинать надо сейчас. Ты должен написать письмо брату, в Соединенные Штаты.

— Но это станет для нас концом! — отшатнулся Бютцов.

— Все продумано, мой мальчик, — успокаивающе похлопал его по плечу Бергер. — Никаких имен, обращаешься: «Дорогой брат». Никаких подписей, никаких новостей семьи, только как верительная грамота. Напишешь на немецком.

— Как же письмо попадет за океан?

— Это моя забота, — прищурился обер-фюрер. — Главное, чтобы попало в руки твоего брата, а ведь он и мне родственник?

— Значит, существует достаточно длинная цепочка, — протянул Конрад. — Риск слишком велик, дядя Отто!