Обычная история

— А вы не отвлекайтесь. Я сама все сделаю.

Дергаю плечом, мол, валяй. Катя, поджимает под себя ноги и с видимым воодушевлением приступает к поиску нужного, не понимая, какой шикарный обзор мне открывается в таком положении на ее нежную грудь.

— Что? Совсем не нравлюсь? — кривит губы, не отрывая взгляда от экрана.

— Это неважно. Все равно ничего не будет.

— Почему?

— Потому что тебе это не надо, хотя ты сейчас так не думаешь.

— Говорите за себя, — поджимает губы Катя, с чувством выполненного долга откидываясь в кресле.

— Мне это не надо тем более, тут даже спорить не буду.

— Значит, все-таки не нравлюсь.

— Значит, вообще не мыслю подобными категориями. Я женатый человек.

— Кого это останавливало?

Звучит горько. И как будто устало.

И опять на меня накатывает жалость. Ну что за дура, а? Вот куда она лезла? Зачем? Да про ее муженька все было понятно, еще когда он попросил местами с ним поменяться. Какой нормальный мужик так поступил бы? В обратную сторону, да. Это я могу представить. Но вот чтобы так… Он козел. А она дурочка. Молодая была, глупая. Любила, наверное, сильно.

— Слушай, Кать, не все же такие червяки, как твой бывший. Сейчас тяжело тебе, это понятно. Но когда-то оно отболит. И все наладится. Ты еще встретишь того самого.

Катя в который раз фыркает. Чувствую себя идиотом — не мастак я в таких разговорах, чего уж! Но я действительно думаю, что все у нее сложится. А даже если и нет — нужно сделать так, чтобы она в это поверила. Для дела так лучше будет.

— Ты, главное, не спеши в койку к кому-нибудь прыгать.

Опять кошусь на ее грудь. Не нравится, говорит… Ага. Так не нравится, что в паху уже тянет. И мысли всякие в голове, которые я гоню.

— А может, я хочу наверстать упущенное, — смеется, чиркая по мне колючим взглядом. — Что в этом плохого? Или вы из тех, кто считает, что только мужику можно все?

— Я считаю, что тебе надо бы соблюдать субординацию, — чеканю каждое слово. — А ежели тебя действительно интересуют мои взгляды на жизнь, то да… Я бы со стыда сгорел, если бы мои дочки переходили от одного мужика к другому, как знамя победы! — рявкаю. Вывела-таки меня, коза, на эмоции. Теперь сидит, обхватив ладонями плечи, глазищами синими хлопает. И смутившись, отворачивается к окну, шмыгнув носом.

— Простите.

Тут же смягчаюсь:

— Кать, я понимаю…

— Не-а. Нет. Не понимаете.

— Ладно, — чешу в затылке. — Может, ты и права.

— Будут рекомендации, что говорить психологу, чтобы получить допуск?

— Не пытайся ничего скрыть. Все равно не получится. Говори как есть, обо всем, что чувствуешь. Как такового запрета на эмоции нет. Все мы живые люди.

— Тогда чего мне опасаться?

— Выводов. Все усложнится, если комиссия решит, что твои эмоции могут повлиять на качество работы или атмосферу в коллективе. Если ты сумеешь убедить их, что этого не случится — все будет хорошо.

— Ясно. Буду стараться. Это в моих интересах.

— Главное, не суетись. Не спеши. Никто не ждет, что ты прям в хорошей форме.

— Я и так три года жизни упустила, — тяжело сглатывает Катя.

— Жизнь и на воле можно упускать. Люди здорово прокачались спускать ее в унитаз в последнее время. Откусывают большими кусками, жрут, не пережевывая, даже вкуса толком не чувствуя… А потом маются от вечной неудовлетворенности, как от запора. Вроде как все есть, а счастья нет. И горстями жрут антидепрессанты.

Сам не знаю, какого черта меня сорвало во всю эту философию. Наверное, наложились друг на друга наши мысли, сомнения. Хоть мы и по разному поводу паримся, все оно в итоге к одному сводится.

Тру щеку рукой, до чего же тяжелый взгляд у новенькой! Припечатывает, будто выжигая клеймо. О чем думает? Удивляется, что я так разоткровенничался? Наверное. Ну… Сама напросилась, чего уж. Надеюсь, теперь поумерит пыл, а то как-то у нас изначально не задалось с границами. Совсем путает берега девочка. Так нельзя.

Ставя жирную точку в нашем диалоге, звонит телефон. Катя отворачивается, но я успеваю заметить ее взгляд, брошенный на экран.

— Да, Ками? Что-то срочное?

Дочь неделю может трещать без умолка, поэтому сразу обозначаю, что мне сейчас не очень удобно вести беседы.

— Ну, как сказать, — пыхтит моя младшенькая. — Я по поводу дня рождения Алика…

— А что там обсуждать? Я уже сказал — ни в какой коттедж с ночевкой ты не поедешь. Ты вообще не поедешь в компании этих великовозрастных балбесов за город.

— Ну почему?! Мне мама разрешила и…

— А я запретил. — Мрачнею. Надоело быть злым полицейским. Но что делать, если Ляська в последнее время корчит из себя доброго? Будто зарабатывая очки в соревновании, о котором я не знаю. Взять хотя бы этот гребаный день рождения… Ну ладно бы на пустом месте я волновался. Но ведь буквально весной в поселке был точно такой же случай — правда, детишки отмечали Восьмое марта, но ведь не суть. Главное, как все закончилось — один труп, другой инвалид, а все потому, что ребята, приняв на грудь, решили прокатить девчонок с ветерком на старой дедовой копейке. Поездка вышла короткой. До первого столба.

— Пап! Ну пап, папочка… Там будет Давид.

— Это еще кто?

— Старший брат Алика, он за нами присмотрит.

— Нет.