А он, будто не замечая, как мне херово, все говорит, говорит… И слова его проносятся перед глазами зеленым матричным кодом. Вы знали, что вся наша жизнь — банальная система функций? Нет? Да вы что! Представьте только — вот неизвестная. Подставь одно значение — жизнь повернется так, подставь другое — иначе. И я, конечно, будучи гребаным гением, могла все-все наперед просчитать. Моя проблема, наверное, в том, что я в принципе не могла допустить для себя такую вероятность.
Не такой уж я гений, выходит.
— Эй! Что с тобой? Кэт, Дыши!
А я не могу, в грудь будто раскаленный винт вкручивается, ломая кости заточенными, как лезвие, лопастями.
— Кэт! Да послушай! Я же не отнимаю ее у тебя насовсем! Вы будете видеться, обещаю, просто…
— Просто пока я за тебя мотала срок, ты нашел для нашей дочери другую мамочку? — хриплю я. — Как давно?
— Кэт!
— Как давно, блядь?!
Не знаю, почему это так важно. Реутов приезжал ко мне полгода назад. У нас было длительное свидание. Правда, он уехал почти на сутки раньше, сославшись на дела. А я даже тогда, сука, ничего не поняла и не заподозрила.
Ай кью тесты врут. Я безнадежная патологическая идиотка.
Дышать нечем, несмотря на исправную работу климат-контроля. Отчаянно хватаю воздух ртом в попытке урвать побольше. Но вместо воздуха в легкие проникает лишь боль и вместе с кровью расходится по телу.
В зоне не так много занятий. Чтобы не отупеть, все свободное время я посвящала учебе. А когда надо было дать мозгам отдохнуть, читала. Учитывая скромный ассортимент библиотеки, выбирать книги по вкусу возможности не было. Иногда приходилось глотать откровенную дичь вроде всяких там женских романов. Строчки из одной такой книжонки сейчас и всплывают в памяти. Там героиня, застукав мужа с любовницей, беспокоилась о том, чтобы сохранить лицо, представляете?! Я, видно, не настолько возвышенная. Лицо держать не получается. Боже, да я вообще в последнюю очередь думаю о лице. Ломаюсь с оглушительным хрустом прямо у него на глазах.
Пусть смотрит. Пусть знает. Пусть с этим живет.
— Как давно? — уточняю в истерике.
— Она живет с нами? — переспрашивает Реутов, нервно кусая изнутри щеку. — Полгода. Встречаемся? Так и не скажешь. Мы знакомы сто лет. У нас родители всю жизнь дружат. Ты, может, ее даже видела… Впрочем, неважно.
— Так, может, ты перейдешь к сути?
— После суда мне было хреново, Кэт, ты бы знала как. Ника была рядом просто как друг, понимаешь? Поддерживала, пыталась растормошить. А когда я понял, что меня к ней тянет — не знаю… Озарением это не было. Как я уже сказал, все к тому шло постепенно. Это жизнь, Кэт. Ника помогла мне сделать ее хоть сколь-нибудь сносной.
Прежняя Кэт на это непременно съязвила бы — ах ты ж бедненький, это у тебя-то херовая жизнь? Точно, блядь, у тебя? Ты ничего не попутал?
Кэт, которую он убил, все в том же онемении смотрит… Во все глаза пялится на него. И понимает вдруг — он ведь и впрямь волнуется. Аж на лбу проступает испарина, отчего его модный селективный парфюм, заиграв какими-то совершенно новыми нотами, отравляет махом весь воздух.
Задыхаясь, нащупываю ручку двери, тяну вниз и на подкашивающихся ногах вываливаюсь из машины.
— Кэт! Не дури. Жара под полтинник.
Получается, он приезжал, он трахал меня, уже зная, что, вернувшись, предложит ей… Так. Стоп. Он не мог ничего ей предложить, потому что женат на мне. Или…
Низко свесив голову, кладу ладони на раскаленный капот. Боль в руках немного отрезвляет, кажется, вот-вот зашкворчит, завоняет жареной человечиной. Я, может, этого и хочу? Просто сгореть, чтобы меня не стало? Превратиться в пепел, который ветер на своих крыльях разнесет по земле? Почему-то же, несмотря на адскую боль, я продолжаю это мучение?
— Ну что ты делаешь?!
Реутов с силой отдирает мои ладони от капота. Не скрывая беспокойства, подносит руки к лицу. И как будто хочет на них подуть. Но в последний момент раздумывает.
Мы теперь не настолько близки, да, Витя? Мы теперь, сука, не настолько близки…
Хмыкнув, я снова погружаюсь в матрицу. Будто со стороны наблюдаю за тем, как из нее на Реутова вылетает худющая патлатая девка. Как она пинает его, кусает и сыплет проклятиями.
Если бы от меня прежней осталось хоть что-то, я бы так, наверное, и поступила. Беда в том, что меня прежней нет. Он меня убил с особой жестокостью, помните? И сейчас матрица, дрогнув, выплевывает меня в совершенно другую реальность. Где я — не я. И реакции не мои.
Растерянно оглядываюсь. Но все равно не пойму, зачем это все сейчас? Почему он просто не оставит меня в покое?
Наши взгляды пересекаются.
— Кэт…
— Давай, Реутов, жги? Что еще?
Даже дерзко выходит. Привычка, видно, такое дело.
— Нас развели.
Ну, то есть, он со мной развелся. Так можно, да, если один из супругов сидит. С чем с чем, а с этим никаких проволочек. Система работает как часы. Позволяя смыть в унитаз всю твою прошлую жизнь.
Скинув с себя его руки, пячусь. И опять какого-то черта растягиваю рот до ушей.
— Кэт…
— Что?
— Что угодно, — задушенно сипит Реутов. — Ори. По роже мне дай. Я же понимаю, как перед тобой виноват.