Мне в это время кто-то протирал лицо влажным полотенцем и мял плечи.
— Премия за это будет? — поинтересовался я у него.
— Разбежался. У нас договор на конкретных условиях, Кудо, — в голосе Ножа лязгнули слабоуловимые стальные нотки.
— Понял, понял, — буркнул я в ответ. — А если я его свалю?
— Свалишь — поговорим. Но тебе ещё четыре раунда самому бы простоять.
Передышка быстро закончилась. После очередного немелодичного позвякивания я поплёлся в центр, где на меня налетел мой соперник. Удар, удар, пинок, удар и новый пинок! Я вертелся под градом затрещин, как только что выловленный в речке, тут же выпотрошенный и брошенный на раскалённую сковороду карась. Один из пинков противника пришёлся в пах. «Ракушка» худо-бедно спасла, но всё равно болью меня прострелило зверской. А когда я взглянул в глаза сопернику, то увидел там удовлетворение и досаду.
«Специально бил!» — стало сразу мне всё понятно. Так и хотелось дать сдачи, но не мог. Тут бы самому как-то устоять на ногах, как правильно заметил Орочи.
Наконец, прозвучал долгожданный сигнал завершения раунда.
Нож был вновь тут как тут.
— Плохо, — сказал он. — Зрителям не понравилось. Как-то всё вяло, тухло прям. Ни крови, ни остроты. Тебя били, как обычный мешок с песком или старыми тряпками.
— Сам бы вышел и показал, — огрызнулся я.
— Не, меня не возьмут. По крайней мере с этим щенком, — сказал он и с лёгкой досадой прицокнул языком. — Попробуй в третьем раунде на него полезть поактивнее. Можешь не бить, просто поиграй от защиты и поизображай удары. А в конце можешь и ударить. Даже если начнёшь ловить в ответ, то это ненадолго.
— Тренер из тебя, как из одной субстанции пуля, — вздохнул я.
— Из какой? — недоумённо поинтересовался он, видимо, будучи не в курсе русских присказок. Или на его — да и на моём отныне тоже — родном языке мои слова прозвучали далеко от оригинального смысла.
В этот момент раздался звонок, призывающий выйти на третий раунд поединка.
И вновь началась мясорубка. Оппоненту, по всей видимости, также высказали его кураторы или тренеры о плохой зрелищности второго раунда. И вот он в третьем решил отыграться сразу за оба.
Бах, бах, бах, бах!
Удары гремели на весь ринг. Иногда он попадал по болевым точкам, отчего меня скрючивало, и я открывался. После этого следовал неизменный удар мне в лицо, разбивающий нос и губы. Кровь обильно текла, пачкая лицо, шею и грудь. Капала на покрытие арены, оставляя там заметные пятна. Зрители иногда завывали, как голодные дикие звери в клетках, увидевшие, что им несут свежее парное мясо.
К его беде долго такой темп поддерживать он не мог. Минуты через полторы стал выдыхаться, а где-то в начале третьей почти что остановился. И тут я понял — это шанс! Несмотря на ужасный внешний вид чувствовал я себя неплохо. Голова не кружилась, видимость не ухудшилась, ноги держали более-менее ровно, руки были крепки и подвижны.
И — ра-аззз! Атака получилась двойная. Первый удар правой рукой пришёлся на его левую, которой он успел прикрыться. В момент удара, я не стал отдёргивать ударную конечность, а схватился за чужую защитную и дёрнул ту вниз. После чего практически одновременно ударил левой, отправляя кулак в образовавшуюся прореху точно в лицо.
Удар получился прекрасный! Я даже ощутил боль в слабоприкрытых костяшках. Зато противнику было в разы хуже. Брызнула кровь не то из разбитого носа, не то из рассечённой брови. Он запрокинул назад голову и сделал два шага на заплетающихся ногах.
Мне бы тут его добить. Вот только у меня подобного бойцового рефлекса не имелось.
Женские визги перекрыли весь окружающий шум. Краем глаза я увидел, как пара женщин подскочила со своих мест и что-то кричат. Замешательство продлилось секунды три, может четыре. Этого времени моему противнику хватило, чтобы прийти в себя. А затем прозвучал гонг. Третий раунд закончился. Мне оставалось продержаться ещё два.
— Живой? — спросил у меня Орочи.
— Не дождётесь, — ответил я, с облегчением падая на табуретку.
— Молодец. Сделал всё, как я тебе советовал. Вышло даже лучше, чем я предполагал, — похвалил он. — Но теперь готовься к тому, что в четвёртом он из тебя будет делать мясной соус.
— Подавится, — всё также односложно ответил я. Состояние было паршивым. Тело ломило, сердце бухало в груди как механический молот, лёгкие работали на пределе, едва восполняя нехватку кислорода в крови, лицо неприятно щипало. Но зато почти все эмоции пропали. Я себя чувствовал так же, как на нелюбимой работе за пару часов до окончания рабочего дня. То есть: побыстрее бы всё закончилось и уйти домой.
Предположение Ножа не оправдались. Противник не стал превращаться в мельницу, как в прошлый раз. Наоборот, он подступил ко мне с осторожностью, готовясь в любой момент отпрыгнуть назад и уйти в защиту. Это не осталось незамеченным зрителями. С их стороны полетели нелестные выкрики в чужой адрес. И к удивлению — подбадривающие меня.