Обычное зло

– Это потом. То есть ты согласен?

– Всей душой!

– Как скажешь.

Ощущения сэра Джеремии после согласия оказались самые удивительные. Во-первых, ему показалось, что по голове сзади нанесли нечеловеческой силы удар, отчего он рухнул на пол. Во-вторых… А вот это еще интереснее: пола внизу не оказалось. Упитанное тело джентльмена будто бы провалилось в бездонный колодец, оно неслось на невиданной скорости, вращалось и время от времени отталкивалось от казавшихся приятно мягкими стен.

– А-а-а! – билось эхо беспрерывного вопля, стянутое окружностью колодца, обгоняло летящее туловище сэра Джеремии, задерживалось на выступах и иногда пропадало в провалах стенок, чтобы вновь нагнать его немного позже.

– Будь! Ты! Про! Клят! Ма! Ну! Скрипт! – вздрагивая на каждом слоге, выкрикивал падающий джентльмен. Эхо послушно вторило ему, дробясь в бесконечности.

Полет прервался столь же неожиданно, как и начался: сэра Джеремию с размаху приложило о гигантских размеров мягкую поверхность, подкинуло, перевернуло в воздухе и выкинуло в пещеру, полную удивительных, но совершенно непонятных устройств. Пятьдесят прожитых в изысканиях лет позволили ему осознать, что это некие приборы, но что, как, зачем и почему они делали, – оставалось неясным.

– Что это? – отряхиваясь и вставая, спросил сэр Бонд неведомо у кого.

– Трипсфлоктобифуркационный комплекс краптеризации материи, – гордо откликнулся один из приборов. Неуловимый акцент его напоминал таковой же у змейки в реторте.

– Ага, – сипло ответил сэр Джеремия. – И что?

– Мы присваиваем вам честь быть первооткрывателем данного феномена.

Джентльмен потер гудящую от удара голову. Надо было разобраться, но как? И с чего начать?

– То есть… Я это все придумал, да?

– Совершенно верно, – квакнул прибор. – Открыли. Но поскольку вы тупой и необразованный пенек, разобраться в сути вам не дано. Время!

Последнее слово словно кузнечный молот ударило сэра Бонда, сплющило его, втаптывая в пол, рассыпалось по залу металлическим хрустом и звоном.

Время? Какое время?! Он же открыл…

– …открыл. И гордись этим, – подтвердила змейка. – Можешь даже назвать своим именем.

Хозяин кабинета вновь очутился перед своим рабочим столом, напрочь уже ничего не понимая. Приник к стакану, допив его до дна. Суматошно звякнул о его край бутылкой, доливая последние капли. И только потом разозлился:

– Это мошенничество! Что я открыл, хвостатая гадина?

– Трипсфлоктобифуркацию, – ровно заметила змейка. – Отпускай меня, был же уговор.

Рыча от негодования, сэр Бонд схватил реторту и изо всех сил швырнул ее в камин. Там что–то хлопнуло, зашипело, изменив цвет пламени. В трубе загудело, будто нечто крупное взлетело в клубах дыма, задевая стенки.

– Кругом неправда, – простонал сэр Джеремия.

Манускрипт полетел туда же, в огонь, плевать на зря потраченные двадцать гиней. Обман, все обман!

В воздухе кабинета запахло паленой кожей, но это хозяина уже не волновало. Он допил виски и рухнул в кресло, отключаясь уже на лету.

Спустя пару часов дверь скрипнула, в образовавшуюся щель просунулся любопытный нос миссис Дробсон. Постоялец храпел, дышать было нечем, но не это заботило хозяйку дома. Рассола на завтра не было, и это обещало стать ее самым большим конфузом со времен выхода замуж за покойного мистера Дробсона, когда она толком и не знала как, а он – традиционно пьяный – не ведал, что.

Все они, мужики, такие.

Песчинки

А звезды все падали и падали, просто их не было сейчас видно – облака затянули небо еще днем. Костер тихо ворчал, иногда плюясь искрами, от близкой реки тянуло сыростью и прохладой. В конце августа всегда так: на календаре лето, а в душе уже осень, разводы желтых пятен листьев на асфальте и вечный дождь за окном.

Было, есть и будет. Но вечный круговорот дотащит, довезет нас, как карусель, и до новогоднего оливье, и – через ноздреватый снег конца зимы – к тюльпанам и носкам, а после высадит в начале лета: грейтесь.

– Не холодно? – спросил странник. Наверное, даже с большой буквы нужно: Странник, раз уж он полчаса назад так представился, выйдя из леса.

– Мне? Нет. Но дров могу подкинуть, если что.

Он пожевал губами. У меня покойный дед так делал, когда думал о чем-нибудь. Выбирал.

– Да нет. Нормально…

Разговор не клеился. Я и сам не понял, зачем Страннику я, зачем мой костер. Судя по увесистому рюкзаку, к которому сейчас был приткнут грубый самодельный чехол для удочек – вон они торчат, все старое, не один год пользуемое, – нашлись бы там и спички, и котелок, а уж дров собрать и старику под силу.

Странник был явно немолод, худощав, одет в давно списанную с военного склада плащ–палатку и стоптанные сапоги. Сейчас он их стянул, отставил далеко в сторону, сунув внутрь портянки, и грел ноги у костра, подвернув штаны. Ноги были темные, тощие, со скрюченными пальцами. Старческие.

– Турист? – перестав жевать губы, спросил он. Лица из-за капюшона и не видать толком.

– Можно и так сказать.

– Тоже дело… А я вот – рыбак. Сюда еще с отцом впервые приходил, это уж полвека назад, и один иногда выбираюсь.

– Пешком? – немного удивился я.