Обычное зло

– Так, старик… Бывай. Сиди тут до утра, грейся, а я все же съезжу.

– Поверил мне?

– Скорее, себе не поверил. А это самое гнилое дело, судьба там или не судьба. Я знать должен. Точно.

Это все на ногах уже сказал, спешно собирая заботливо поставленную палатку, закидывая в рюкзак вещи, оглядываясь в поисках котелка: а, вон же он, возле аккуратной кучи веток.

– Костер потуши потом, не дело лес поджечь.

Странник пошевелил пальцами ног у огня и промолчал.

Я хлопнул крышкой багажника. Вроде, ничего не забыл. Если только по мелочи – но это плевать. Новое куплю.

Фары вспыхнули, словно раздвинув лес вокруг. Подал назад, отъехал, развернулся, мазнув ближним светом по костру, фигурке Странника, темной воде реки – как асфальт плеснули между берегами. Рыкнул движком и уехал.

Дороги сейчас пустые, можно гнать без забот – только у камер притормаживать, а так: триста лошадей есть триста лошадей. Конница Чингисхана.

Даже музыку не включил, не до того. Асфальт с шуршанием улетал под колеса километрами. Поворотов мало, топи себе и ни о чем не думай.

Если получится.

Если вообще ни о чем не думать возможно.

Дальний свет навстречу, фары высоко – фура идет, небось. Но дорога широкая, руль я держу уверенно, разъедемся как-нибудь.

Запомни: ни о чем не думать.

Фура промчалась мимо, качнув упругой волной воздуха джип, но я уже и забыл про нее. У дальнобойщиков своя судьба, у меня своя. У всех все при рождении и на небесах – так этот старый хрыч сказал, верно, ничего я не напутал?

Снова фары. Снова мимо. Давненько я не гонял по ночам, оказывается, и глубоко за полночь оживленно.

Вон целый караван, похоже: мой свет выхватывает из темноты высокие угловатые коробки кабин, продолговатые туши кузовов.

Хлопок колеса я даже не услышал, скорее – почувствовал. Лопнуло? Руль, до того послушный как дрессированная породистая собака, вдруг дернулся, потащил меня влево. Я судорожно крутанул его обратно. Машину начало водить по дороге зигзагом, пока еще в пределах моей полосы, но все резче кидало влево–вправо, то к приближающемуся каравану, то к черной ленте мелькающих за обочиной деревьев.

Фары первого грузовика светили мне прямо в лицо, а казалось, что это глаза Странника: живые, насмешливые, с бликами от костра.

Кажется, я закричал.

Кажется, потому что не знаю, так ли это. Одно можно сказать точно: я ни о чем не думал. Бывшее до того невозможным стало единственной реальностью. Верхняя колба часов лопнула, и песчинки разнесло вокруг Большим Взрывом, рассыпало, перемешало, унесло в пространство.

Был удар или нет?

Я тоже не знаю.

– Чего орешь, кошмар приснился? – ворчливо спросил Странник.

Я вскочил, едва не свалившись в костер, взмахнул руками.

– Сиди, сиди… Турист. Я вон чайку заварил из своих запасов, пока ты дрых. Рассвет скоро, надо удочки ставить.

Он уже был на ногах, обулся, застегнул плащ-палатку. Несуетливо разлил по чашкам дышащий паром чай.

А я сидел и дышал. Просто дышал: это довольно сложно – нужно осторожно втянуть носом воздух, прогнать его через себя и тихонько выпустить обратно, на волю, слушая затихающий, приходящий в норму пульс, до того колотивший меня ознобом.

Чашка была раскаленной, пришлось стянуть ниже пальцев рукав свитера и взять чай через эту прихватку.

– Мы – песчинки… – сказал я тихо. Не Страннику. Даже не себе. Тем звездам, которые – я точно знаю, плевать на тучи! – падали и падали где-то там вверху, сгорая без остатка. У них тоже есть свои судьбы, они написаны при рождении, но кто мы такие, чтобы разобраться в сути.

Если она вообще есть.

По обе стороны

– Каску надень, дурик! – Славка усмехнулся, но как-то невесело. – Дырок в башке мало?

Семь штук, как у всех. Лишних не надо.

Макс натянул обратно шлем, глянул в прицел. Позиция у них фуфло, но пока можно и здесь залечь. Оптика показала, что стрелять пока не в кого: кусты по ту сторону прогалины в редком придорожном лесу были неподвижны. Никого крупнее мышей, да и тех не видать. За спиной у них со Славкой насыпь, в которой горизонтальным колодцем темнело пятно водослива, чуть выше – полотно узкой асфальтовой дороги. Вот ее и надо держать. Сейчас в этой серой грязной полосе – их смысл жизни.

Весь – и еще немного.

– Если кто появится, Смирнову сразу доложить надо. «Баофенг» не просри, связи не будет.

Макс ощупал рацию: на месте. Доложит. Жара вот только измучила, потому и каску снял. Протереть рукой бритую наголо голову, пачкая грязью. Воды бы еще…

– Фляжку дай, Славик.

Вот тут все и началось. Даже стрекотания движков тяжелого дрона не расслышали, тетери глухие: он вынырнул со стороны кустов, низко-низко. Зализанный, серо-голубой с пятнами камуфляжа, страшный. Оператору хорошо – сиди себе за километр и кнопки нажимай. Вот и нажал, как только разглядел двух необстрелянных дурачков возле насыпи.

Славка – так и не выпустив фляжку из рук – откинулся назад. Словно поудобнее на диване расположился перед телеком: что там сегодня покажут? Три крупнокалиберных: плечо, грудь, живот. Интересное кино, но последнее в жизни.

Тр-тр-тр! Теперь уже и выстрелы слышно.