Обыкновенная биография

Прекрасным сентябрьским днём, когда московское солнце с небольшим напряжением, но радостно выдавало москвичам двойную норму тепла, я прогуливался со своим папкой по улице Горького. Множество флагов, знамён, панно и транспарантов украшали вновь отстроенные дома и леса скоростного строительства. По улицам шли бронзовые колонны армейских физкультурников в голубых трусах и шапочках. Из репродукторов неслись слова марша:

Порой чудесною проходим с песнею.
Мы духом молоды и волею сильны.
Живём мы весело, поём мы весело,
Мы физкультурники страны своей сыны.

А из рядов физкультурников неслось как продолжение:

Посмотри, как цветёт без края
Вся в сиянье страна родная.
Мы все пойдём в поход
За край родимый свой, за наш народ.

— Сынка, — неожиданно громко сказал отец, — а ты замечаешь, что наша жизнь всё больше и больше начинает походить на настоящий (он сделал ударение на этом слове) на настоящий праздник?

Я недоуменно посмотрел на плохонько одетого мужчину, который был моим отцом. Две минуты назад мы совещались — купить ли нам на последнюю трёшницу по пирожку или по порции мороженного. В последнем варианте папка сэкономил бы себе деньги на пачку папирос, и я спросил его:

— Чего это ты, пап, а?

— Нет, сын, я серьёзно. Вот ты посмотри, мне кажется, мы многого не замечаем. Недавно было открытие выставки (он говорил о ВСХВ), и этот день был настоящим праздником, не успели оглянуться, как день авиации. Ну, ладно, мой день рождения не в счёт, а вот сегодня день физкультурников и такой грандиозный парад… И ведь в будни жизнь идёт так же интенсивно, как в большие праздники.

Мимо проходили юноши допризывники и пели:

Если завтра война, если завтра в поход,
Если тёмная сила нагрянет…

Я понял, что он мне говорит о самом главном. Началась Финская, и я перестал получать письма от Николая Лысенко, а месяц спустя я услышал по радио о посмертном присвоении Героя Советского Союза бойцу добровольческого лыжного батальона Лысенко Николаю Викторовичу.

КЕМ БЫТЬ? О ТЕАТРЕ 4 глава

«Кем ты хочешь быть?» — этот вопрос задают всем детям, задавали его и мне. Я хотел быть артистом, лётчиком, кавалеристом, дирижёром, скрипачом и танцором. В пожарные команды детей не брали. Самолёты находились где-то очень высоко. К лошадям я подходить боялся, дирижировал я в своё удовольствие в цирке на представлениях, а на скрипку у родителей всегда не хватало денег. Танцевать разрешали, сколько мне заблагорассудится, но в балетную школу не отдавали — говорили, что танцор-профессионал должен иметь железное сердце, а я, по мнению родных, не был обладателем такого.

«Кем я хочу быть?» — этот вопрос задают себе все юноши, задумывался над этим вопросом и я.

Я хотел быть театральным режиссёром и актёром. Кино было тоже очень заманчивым путём, но театр казался родным и близким, а кинематограф чем-то недосягаемым и необычайно сложным — больше того, кинематограф казался мне чем-то заграничным, а заграница была чужой.

Однажды, когда я учился в седьмом классе, на перемене меня схватили цепкие руки разукрашенной особы, и на огромной тарахтящей машине заграничной марки я был доставлен в Лихов переулок на фабрику «Дет. Фильм».

Знакомились со мной на студии как с породистой собакой. Меня долго беззастенчиво рассматривали, со всех сторон фотографировали, задали несколько вопросов, чтобы услышать мой голос. После этого меня снимали в кинофильме «Отец и сын» (режиссёр Маргарита Барская), где я исполнял какую- то третьестепенную роль ученика-отличника.

Избалованность ребят, их капризы, зазнайство, автомашины, деньги, репетиторы — всё это мне сразу не понравилось. Я стал усиленно заниматься и дал себе слово ни разу не ездить на автомашине, потому что считал это буржуйством. Я был не одинок, и в съёмочной группе организовалась маленькая «демократическая фракция».

Что такое кино, я тогда так и не понял. Казалось, кино — это лёгкая жизнь, большие деньги, за тебя всё кто-то делает, всё есть, всё легко; казалось, кино — это сплошной беспорядок и крупное разбазаривание средств. Позднее обо всём этом я откровенно сказал режиссёру Барской, на что она мне ответила, что кое в чём я прав, но за время съёмок сэкономлено 150 тыс. рублей, и картина снята в рекордно короткий срок — 4 месяца, и вся съёмочная группа получила премии. После этого она долго рассказывала мне о сложности производства, о том, что студия только организована, о том, что всё даётся с величайшим трудом, о том, что семье кинематографистов можно было бы пожелать жить подружнее и побольше помогать друг другу. Она разговаривала со мной как со взрослым человеком, и я начал понимать, что искусство — это ещё и серьёзная борьба.