— Давай прочитаем отзыв на твой роман все вместе, — и тетка открыла ноутбук. — Ты извини, отдавая роман, я временно присвоила себе авторство, чтобы быстрее получить ответ. Сейчас кто только не пишет, так чем я хуже рублевских жен? Взяли с радостью. Я ведь в пиар собираюсь вложиться. Где же это? Ага… Рецензия на роман Л. Бестужевой «Паутина лжи». Читать? — Саша судорожно кивнула. — «Дорогая Лика. Я это прочитала, хотя, признаюсь, не без труда. Кого ты хочешь обмануть? Чтобы ты, которую я знаю столько лет, умная, стильная, знающая себе цену, одна из самых уважаемых мною женщин, написала подобную чушь? Я не знаю, за кого ты хлопочешь, но предполагаю, что твоя протеже — девушка лет двадцати с небольшим, безусловно, начитанная, но очень уж наивная и к тому же обозленная на весь мир. Ее, похоже, парень бросил, и она вообразила себе, что это все, конец света. Из ерунды делает вселенскую трагедию. Ну, какая любовная драма в двадцать лет? Читать это и смешно, и странно, а порой даже стыдно. Такой наив! Язык неплох, но очень уж автор многословен. Впрочем, все начинающие таковы. Еле-еле дочитала до конца. Таланта там нет и следа. Сюжет развивается вяло, диалоги плоские, герои скучные. Да и сам роман, если это вообще можно назвать романом, невыносимо скучный. Я, конечно, могу это продавить. Напечатают, но зачем? Ты только зря потратишь свои деньги, потому что заработать на этом невозможно. Как бы это ни пиарили, это никто не купит. Даже если купят благодаря массированному пиару, на авторе после такого обмана будет поставлен крест. Это даже отредактировать невозможно, там правка буквально в каждом предложении. К тому же куча опечаток. Неужели нельзя было поработать с текстом? В общем, если бы не ты, Лика, я бы закрыла этот «шедевр» на второй же странице и сказала бы твердое «нет». Мало того, нет, я сказала бы «никогда». Никогда этот человек не научится писать. Ну, не дано. Таково мое мнение… Так… дальше не интересно, там личное. Наши с ней дела. И что скажешь, Александра? — тетка подняла глаза от ноута и посмотрела на нее.
Саша сидела поникшая, безмолвная. А она-то воображала, что написала шедевр! И ее роман издатели немедленно с руками оторвут! В мечтах она уже видела себя знаменитой писательницей, к которой стоит вереница поклонников за автографами.
«Никогда этот человек не научится писать».
— Не отчаивайся, Саша, — виновато сказал Алик. — Она просто не поняла. Один отзыв — это еще не отзыв. Надо еще кому-нибудь послать. Я говорил Лике…
— Нет! — вздрогнула она. — Если уж Лике так написали… Я представляю, что было бы, если бы я сама отнесла в издательство рукопись.
— Ничего бы не было, — усмехнулась Бестужева. — Ты бы так и не дождалась ответа. Кому охота с этим возиться, когда есть по-настоящему талантливые люди?
— Я все поняла, — Саша встала. Лицо у нее было красное, словно бы ее по щекам отхлестали. — Пойду…
— Ты куда? — удивилась тетка. — Сейчас обедать будем. Устрицы сегодня утром из Франции привезли. Свежайшие.
— Я не хочу есть.
— Нет, я тебя никуда не отпущу. Поешь хотя бы. Да если бы я так реагировала на каждую неудачу, меня бы здесь, в этом доме, и в помине не было. Сядь! — велела тетка. — Вытри сопли! Да, это обидно, но не приговор. Тебе только двадцать четыре.
— Скоро будет двадцать пять, — прошептала Саша.
— И что? Захочешь писать — научишься.
— Я не захочу.
— Ну, как знаешь. Идем обедать.
…Домой ее привез Алик. Перед тем как высадить из машины, спросил:
— С тобой все в порядке? Я могу тебя оставить одну?
— Думаешь, с балкона кинусь? — усмехнулась она.
— Саша, не пугай меня.
— Не беспокойся, я это переживу. Подумаешь, парень бросил, подруга не поняла, мечты разбились. Пустяки, правда?
— Нет, не пустяки. Ты хороший, добрый, отзывчивый человек. Который еще не утратил веры в людей и не разучился чувствовать, сопереживать. А этот город для других. Для равнодушных и циничных. Не надо так на все реагировать.
— А как же ты? — она в упор посмотрела на Алика. — Разве ты циничный?
— Я живу с богатой женщиной, — усмехнулся он. — Которая на десять лет меня старше. Как ты полагаешь, что обо мне думают люди?
— Но ты ведь ее любишь!
— Не говори это никому, — грустно сказал Алик. — Я альфонс. Ничтожество. Потому живу в этом городе по праву. Ловко умею врать и притворяться. Когда говоришь то, что думаешь, надо стебаться над собой и своими чувствами, и смеяться первым.
— Я поняла. Спокойной ночи, Алик. Не волнуйся: со мной все будет в порядке.
Он еще долго стоял под ее окнами и уехал только, когда позвонила жена. Ей надоело ждать, когда племянница с Аликом наговорятся.
— Переплюев, живо домой! — скомандовала Лидия Павловна. — У меня бессонница, а ты хорошо делаешь массаж.
«Соскучилась», — улыбнулся он. Когда жена называла Алика «Переплюев», это означало, что она злится сама на себя.