Андрей даже слегка вспотел под комбинезоном-скафандром. Еще недоставало, чтобы мёмбянка подумала, что он испугался этого ишачьего крика шестиногого, горбатого лятуя. И то желание, что родилось в нем - сделать что-нибудь необыкновенное, - окрепло. Он ощутил необыкновенный прилив сил и решимости, но, естественно, не подал и виду. Наоборот. Он небрежно сообщил:
- Так себе... Бегают медленно.
- А у вас быстрее?
- У нас нет лятуев.
- А лятуев ни у кого нет! - гордо ответила Пепа. Глаза у нее посветлели и широко открылись. - И не может быть, потому что их вывели только на Мёмбе.
- Ну и что? А бегают они все равно медленно.
С Пепой что-то произошло. Она как бы подросла, стала тоненькой и отчаянной. Глаза светились пронзительно-голубым и жгучим огнем. В них мелькнуло нечто похожее на сожаление, а возможно, даже на презрение.
- Что ты можешь понимать в лятуях, если их нигде нет и сравнивать их просто не с чем?
- Ну и что? - не сдавался Андрей. - Я же здесь на нем ехал? Ехал. И медленно ехал.
- Так это ты с Крайсом ездил. А он боялся, что... растрясет тебя. Ты же с другой планеты.
Теперь не только во взгляде, но даже в ее тоне проскользнуло нечто презрительное, и стерпеть этого Андрей, конечно, не мог. Все то, что требовало в нем совершить нечто необыкновенное, окрепло и стало непреодолимым. Он не мог позволить, чтобы серебряная девчонка вообразила, что у них, землян, нет ничего получше этих шестиногих пушистых уродцев.
- Ну и что, что с другой планеты? У нас, знаешь... даже слоны есть! Не то что лятуи... Горбатики.
- Ну и что ж, что слоны? - не сдавалась Пепа. - У них, у твоих слонов, сколько ног?
- Четыре.
- А у лятуев - шесть! Значит, и бегают они... в полтора раза быстрее.
- У нас есть еще сороконожки, а они... почти ползают.
- Конечно! Сорок ног! Они же мешают друг другу! Запутаешься! А у лятуев шесть, и все в деле. Знаешь, как они быстро бегают?! По любой местности.
- Да знаю я! - уже заражаясь Пепиным презрением, отмахнулся Андрей. И вообще глаза у Пепы не казались ему красивыми - обыкновенные светленькие глазки цвета полуденного июльского неба, ничего интересного. Да еще и задается. - Ездил! Бегать они, как нужно, не умеют. Тоже... заплетаются ногами.
- Да ты просто не ездил как следует, - протянула Пепа и скривилась так, что показалась Андрею прямо-таки уродливой. Надо же, как может изменяться человек! - Вот если бы ты хоть раз проскакал на лятуе как следует, вот тогда бы...
- Ну давай... проскачем, - не совсем уверенно, но довольно нахально предложил Андрей, в душе надеясь, что Пепа, как настоящая девчонка, откажется.
Но Пепа не отказалась. Она выгнулась вперед, как тростиночка под ветром, необыкновенные ее глаза стали совсем огромными, в пол-лица, и засветились отчаянным синим огнем.
- Давай! Давай проскачем! Садись! - закричала она, подбежала к одному из толкавшихся лятуев и легко вскочила в седло. - Давай. Ну же!'
Что оставалось делать Андрею?
Он не очень уверенно взялся за луку седла и, высоко задирая ногу, попытался вдеть ее в стремя. Но стремя крутилось и отскакивало.?
- Эх ты! Да ты вскочи! Вскочи на лятуя! - кричала Пепа и крутилась в седле, как веселый и безжалостный чертенок.
Собрав все свое мужество, все силы - а вот силы почему-то оказалось маловато: она как-то растерялась, растеклась, - Андрей уцепился за седло, подпрыгнул и стал карабкаться на лятуя. Лятуй оглянулся. В сизых, отдающих в багрянец его глазах, как серпик месяца, обозначился белок, и оттого лятуевская морда стала хитрой и насмешливой. Он даже губы растянул, как будто посмеивался над Андреевыми стараниями.
- Андрей! - сказала Валя тем самым противным тоном, которым Пепа спрашивала у Крайса о геометрии. - Мне кажется, что ты чересчур увлекаешься.
Какое уж тут увлечение! Сплошной позор. Стояла бы и молчала, так нет. Обязательно выскажется в самый неподходящий момент.
Если бы Валя не окликнула его, Андрей, может быть, и вскарабкался бы на лятуя. А то он невольно расслабился и стал сползать.
- А тебе какое дело? - разозлился он. - Ну и пусть увлекаюсь!
- Но ведь ты действительно никогда не скакал на... лошадках! - возмущенно сказала Валя. - И кому нужны твои дурацкие соревнования?
Ее самые обыкновенные земные глаза сверкали болью и обидой. Но Андрей не замечал этого сверкания.
- Лошадка! - возмутился он. - Нашла лошадок! На лошадь я бы... Будь здрав!
- Андрей, - уже чуть не плача, сказала Валя, - научись вести себя хотя бы на чужой планете. Ты подумай, что о тебе подумают...
- А-а! - отмахнулся взбешенный Андрей и, собрав все силы, прыгнул на лятуя. Прыгнул удачно. Стоило еще чуть-чуть, самую малость, подтянуться, и он бы сидел в седле. Но лятуй опять насмешливо покосился на него багряным глазом и переступил всеми своими шестью ногами. Андрей стал сползать, и Пепа радостно закричала:
- Ха! Собрался скакать, а сам влезть не можешь!
Простить такой насмешки, извинить жалкого вида Андрея Валя не смогла. Она стала подталкивать Андрея снизу, и тот наконец утвердился в седле.
- Э-эй! - пронзительно закричала Пепа, ударила пятками лятуя и помчалась по полевой дороге.