Обыкновенные девчонки

Фрося проводила ее до порога и долго еще стояла на площадке лестницы, глядя через перила вниз.

На тихих, прохладных улицах еще не было ни души. Одни только дворники в белых фартуках мели тротуары.

«И виду никому не покажу, что сдрейфила немножко, — думала Гуля, бодро шагая по улице. — Вот сделаю такое лицо, и никто не догадается, что на экзамен иду. А все-таки счастливые дворники, что им не надо сдавать физику!..»

И она взялась за ручку школьной двери. В конце длинного коридора у маленького столика сидел, подперев ладонями сизые старческие щеки, школьный сторож дядя Опанас. Старик дремал.

Услышав шаги, он вскинул голову.

— А, пташка ранняя! — улыбнулся он Гуле.

— Здравствуйте, голубчик, дядя Опанас, — сказала Гуля и присела на подоконник. — Какие дни чудесные стоят! А из-за этих экзаменов сидишь и паришься в душной комнате. Тут бы на Днепр поехать…

Старик кивнул головой:

— Ничего. Ще богато буде ясных днив. Днипро никуды не динеться.

Гуля дружила с дядей Опанасом. Она носила ему из дому табачок, писала под его диктовку письма внукам в Полтаву. Но не за это любил и уважал ее старик, а за то, что она была «розумна дивчина». Уж если возьмется за какое дело, так нипочем не бросит.

Дядя Опанас уже сорок лет работал при школе, и школьная жизнь со всеми радостями и неурядицами заменила ему семью и дом. Он берег школьные карты, хранил ключи от всех кабинетов и особенно любил присутствовать в физическом кабинете, когда преподаватель ставил опыты. Нередко случалось, что у преподавателя что-то не ладилось во время опыта. И тогда на помощь приходил дядя Опанас. Он уверенно брал своими старческими, дрожащими руками прибор, вертел его перед глазами и почти всегда в конце концов находил причину неудачи.

— Ось тут подкрутимо, щоб в притирочку, все и буде справне, Микола Петрович. Ось, бачите?

И все шло на лад: горело, кипело, искрилось и клокотало как полагается.

— Дядя Опанас, — сказала Гуля, положив руку ему на плечо, — я давно хотела у вас спросить. Как это так? Вы ведь физику не проходили, а опыты ставите лучше иной раз, чем сам Николай Петрович.

— А як же? — спокойно ответил дядя Опанас, скручивая из бумажки цигарку. — Вин же теорехтетик, а я ж прахтетик. Зрозумила?

— Эге, — сказала Гуля, пряча улыбку. — А скажите, дядя Опанас, Николай Петрович очень строго экзаменует? Я ему ни разу еще не сдавала.

— От побачишь, — загадочно сказал дядя Опанас и лукаво поглядел на Гулю.

Гуля тревожно вздохнула и соскочила с подоконника.

«Скорей бы уж!» — думала она, прохаживаясь по коридору.

Хлопнула входная дверь. Навстречу Гуле торопливо шла Надя. Она была по-прежнему нарядна, но волосы ее были причесаны кое-как и кружевной воротничок завернулся внутрь.

— Я погибла… — прошептала Надя, как умирающая. — Завалюсь, вот увидишь — завалюсь!

И она быстро принялась перелистывать растрепанный и разрисованный вдоль и поперек учебник физики.

— Понимаешь, не везет все время… приметы ужасные… Кошка перебежала дорогу… Ни одного горбатого не встретила… Как нарочно! Мое счастливое голубое платье в стирке! А тут еще бабушка!.. Я так просила ее окунуть палец в чернила, а она ни за что!

— Бабушку? В чернила? А зачем это?

— Как — зачем?! Ты не знаешь? — удивилась Надя. — Это замечательная примета. Если кто-нибудь у тебя дома держит палец в чернилах, пока ты держишь экзамен, ты непременно выдержишь на «отлично». Ну, в крайнем случае, на «хорошо».

Гуля расхохоталась, и от этого ей сразу стало легко и спокойно.

— Бедная твоя бабушка! — сказала она. — Ты бы еще попросила ее выкупаться в чернилах.

— Тебе все смех! Вот провалишься сама, так не будешь смеяться! — обиженно сказала Надя и отошла к другому окошку, у которого уже собралась целая компания школьников.

Едва только Надя подошла к ним, вся компания затараторила, загудела, зашевелилась.

Дядя Опанас хмуро, исподлобья взглянул на ребят. Потом взял в руки колокольчик. И, не говоря ни слова, так яростно встряхнул им, что все невольно вздрогнули и оглянулись.

— Гулька! — закричала Надя. — Будешь подсказывать? Умоляю!

Дядя Опанас бросил на Надю взгляд, полный презрения, и снова затрезвонил.

Ребята разбежались по классам. Из учительской вышли вереницей учителя — свои и незнакомые. Негромко переговариваясь, они прошли по опустевшему коридору. Двери классов одна за другой закрылись. Начались экзамены.

Стрелки круглых стенных часов в коридоре уже приближались к двенадцати. А в притихших классах все еще решалась судьба школьников: кто перейдет, кто останется. За стеклянными матовыми дверями царила та напряженная, торжественная тишина, которая всегда бывает в дни экзаменов.

По коридору ходил только дядя Опанас.

Но вот дверь из девятого класса «Б» неожиданно распахнулась, и в коридор высыпала толпа учеников и учениц. Взволнованные, еще не остывшие от тревожного возбуждения, они наперебой рассказывали дяде Опанасу и друг другу, кто на чем «выехал» или «срезался».

В пустом классе на последней парте сидели Надя и Гуля. Надя вытирала надушенным и мокрым от слез платочком глаза и нос. А Гуля говорила ей: