Обыкновенные девчонки

— Пока не скажу. Ты не сердись на меня. Мне почему-то трудно назвать его сейчас по имени. Понимаешь? Ведь до сих пор об этом знали только я да он. И мне еще немножко жалко совсем расставаться со своей тайной… Лучше когда-нибудь я приведу его к тебе. Ты, наверно, сразу узнаешь, что это он. Только, пожалуйста, сделай вид, что не узнала. И сейчас не спрашивай меня ни о чем. Хорошо?

— Как хочешь, — сказала Мирра. — Я так рада за тебя, так рада…

Они долго еще ходили по лунным дорожкам, по сверкающей от росы траве, счастливые и благодарные друг другу.

Мирра чувствовала себя гордой оттого, что именно ей первой доверена такая милая, такая драгоценная тайна.

А Гуля думала, поглядывая сбоку на Мирру, что на всем свете нет человека с более умным и чутким сердцем.

На рассвете

День за днем, месяц за месяцем — пробежал еще один год. Настал июнь сорок первого года.

По ночам шли теплые проливные дожди. Днем ярко синело небо. Пахло свежей листвой каштанов и розами. Розы продавались на каждом углу — красные, белые. Цветочные корзины стояли прямо на тротуарах. По всему Киеву были расклеены огромные афиши:

В воскресенье 22 июня

СОСТОИТСЯ ОТКРЫТИЕ СТАДИОНА

Гуля перешла на второй курс Гидромелиоративного института. Она была уже замужем за тем самым хлопцем, который так замечательно рассказывал ей о пустынях. Это его — Сергея, Сереженьку, Серьгу — не хотела она назвать в ту памятную лунную ночь, когда они вдвоем с Миррой бродили по дорожкам сада.

Сергей был такой же заядлый спортсмен, как и она сама. Открытие нового стадиона было для них обоих событием и настоящим праздником.

Но, как назло, с вечера небо покрылось тучами. Выглянув в окно, Гуля сказала Сергею:

— Хоть бы за ночь прояснилась погода! А то весь праздник пропал!

Ночь была тихая, темная, влажная. Акация за окном стояла, не шелестя ни одной веткой. В комнате было душно. Проснувшись среди ночи, Гуля подумала: «Наверно, собирается гроза. Скорей бы уж! Дышать нечем».

И в самом деле, сквозь сон до нее донеслись какие-то гулкие, отдаленные удары, похожие на раскаты грома.

Рано утром Гулю разбудили мама и Сергей. Оба они были уже совсем одеты.

— Который час? — спросила Гуля. — Разве нам пора?

— Пора, Гулюшка, — сказала мама. — Пора. Одевайся скорее.

Гуля посмотрела на них обоих внимательно и по их озабоченным, необычно суровым лицам поняла: что-то случилось.

— Что случилось? — спросила она.

Торопливо, скупыми и беглыми словами ей рассказали все. Едва только стало рассветать, немецкие бомбардировщики сбросили на киевские пригороды свой страшный груз. Горит аэродром на Соломинке, горит пост Волынский.

— Значит, это была не гроза, — сказала Гуля. — Значит, это война!

И только тут, произнеся это слово, Гуля со всей ясностью поняла, что с прежней счастливой и мирной жизнью надолго покончено, что в страну ворвался жестокий враг и он уже здесь — над самым городом.

— Ну, я пошел, — сказал Сергей и взял свою кепку, будто собираясь в институт на лекцию.

— В военкомат? — спросила Гуля.

Сергей кивнул головой и, поцеловав ее, вышел.

— Надо, наверно, собрать ему вещи, — сказала растерянно мама. — А что берут с собой в армию?

— Самое простое, — ответила Гуля. — Смену белья, полотенце… Кажется, ложку.

— Ой, лишенько! — запричитала Фрося, услышав об этих сборах, но Гуля на нее посмотрела строго и укоризненно.

— Что ты, Фрося! — сказала она. — Разве у нас есть время плакать?

И Фрося послушно утерла слезы.

В полдень все три женщины прильнули к черному диску репродуктора, и Гуля услышала правительственное сообщение, в каждом слове которого звучали гнев и решимость.

Гуля слушала, боясь пропустить хоть одно слово, а когда голос в репродукторе произнес торжественные и простые слова: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами», ей показалось, что только этих слов она и ждала.

Теперь уж ничто не страшно. Трудиться сверх сил, воевать, терпеть все невзгоды, которые пошлет война.

Дело наше правое. Мы победим.

Гуля посмотрела на мать и на Фросю. Их лица были торжественны и спокойны.

Ежик

Поздней ночью, пробираясь во мраке по пустынным улицам, Гуля с матерью уходила из родного города. Киев, оглушенный, насторожившийся, словно к чему-то прислушивался. Только что отзвучал отбой воздушной тревоги. Нужно было торопиться, чтобы до новой тревоги успеть на поезд. Через час далеко на восток уходил эшелон Украинской Академии наук. С этим эшелоном уезжала и Гуля.

В руке она несла небольшой чемодан. Там лежали крошечные кофточки, распашонки, маленькие простынки для ее будущего ребенка. Как бережно готовила Гуля вместе с матерью и Фросей все это детское приданое! Пользуясь каждой свободной минутой между занятиями, она кроила, вязала, вышивала. Как уверена была она, что у ее ребенка будет все, что так нужно в первые годы жизни, — светлая комната, удобная кроватка, ванночка, коляска. Но вышло совсем по-другому. Все его вещи уместились в одном легоньком чемодане.