Обыкновенные инопланетяне

Китайцы оставили ему все, что заработали. Зачем им местные деньги там, куда они ушли? Вот и оставили. Он находил деньги в самых неожиданных местах. Находил, живо представлял, кто делал заначку, улыбался грустно или вот выл, как в последний раз. Исправить все равно ничего невозможно. Китайцев, наверно, уже и в живых-то нет. Их Арктур, судя по упоминаниям, жуткое место. Бронированные леталки, отравные газы, снайпера-балахонники — и сканеры везде. Слушают, смотрят, пишут… Жуть. Только, вернись время обратно, он бы ушел с инопланетянами. Ну и что, что в смерть? Смерть, кстати, вовсе не окончание жизни, если верить бормотаниям бабушки Нико. А бабушка Нико — она такая бабушка, что ей лучше верить и лишний раз рта не раскрывать.

Зато на Арктуре… а что, кстати, на Арктуре? Он долго обдумывал пришедшую в голову мысль. Чем отличается Арктур от родной Земли, чем таким притягательным, что охота выть и кидаться головой вперед в точку перехода? Что там, что здесь надо работать, чтоб обеспечить себе ночевальную ячейку и заход в пробегаловку хотя бы раз в день. На Арктуре условия даже пожестче, если верить рассказам инопланетян. И власть так же защищает господарей, и чиновники так же вознесены минимум в предгорья, вон сколько коттеджей-дворцов натыкали, к реке не пройти…

Принципы, понял он вдруг с удивлением. На Арктуре есть принципы. Есть какие-то общечеловеческие правила, законы, которых лучше бы придерживаться всем — и господарям, и белхалаш. Он вспомнил, как его бесило правило "прибираться ввечеру на рабочем месте", и криво ухмыльнулся. Не для русской души правило. Однако привык и стал прибираться. Нет, не привык: просто однажды дошло, что если самому не соблюдать правила, теряешь моральное право ожидать их соблюдения от других. Например, соблюдения очень хорошего правила "с наемным работником расплатись ввечеру". Он заметил, что именно моральные права имели для инопланетян первостепенное значение, не юридические. Над юридическими законами китайцы посмеивались, справедливо считая их оружием господарей против белхалаш. Моральные — иное дело. Они явно считали, что на их принципах чуть ли не держится весь мир. Или даже держится. Наивные люди, хоть и инопланетяне. Куда им понять, что в России на моральные права плевали, что называется, с колокольни. Тут не Арктур, тут матушка Россия. Правда, однажды он наблюдал, как мастер Мень давит на работодателя. Здоровяк, он не угрожал, хотя мог, со своей-то сущностью. Он просто настойчиво повторял, что рабочие свою часть договора выполнили, добросовестно и сполна. И работодатель неохотно, но расплатился. Хотя мог бы послать. Выглядело, как будто таинственные законы Арктура и на Земле действуют. Если за их исполнением присматривает боевой киборг, ага.

Вот за свои принципы инопланетяне и отправились воевать со всем миром. За принципы, воплощенные в огненнокрылой прекрасной женщине. Крылатая принцесса означала для инопланетян что-то очень важное, гораздо более важное, к примеру, чем власть. Правда, поняли они это, только когда потеряли Иаллованну. Но поняли же! Не зря злобная Робкая Весна плакала у ног Мэй Мао. Они ушли биться за новую принцессу насмерть. А он, дурак, остался… потому что тогда не понял. А потом было поздно. Для чего он остался?! Чтоб жить снова в мире подлости? От этого мира выть тянуло. Ну он и выл, не стеснялся.

Кончилась осень, а вместе с ней и работа. Зимой частники не строились. Зачем тратиться на согрев песка, воды и бытовок, когда весной приедут узбеки, киргизы или те же китайцы и все построят за сезон? То, что зимой местным рабочим нечего есть, работодателей не волновало. Юридически о рабочих заботиться не обязаны, а моральные правила, то есть чисто человеческие понятия… ну здесь же не Арктур. Прошлые зимы он жестоко нуждался, если б не инопланетяне, нуждался б и в эту. А так… на еду-одежду деньги были, на женщин нет, но местные женщины в его недостроенный дом и не заглядывали. Местные — они не дуры, местные считать умеют и с нищим никогда не станут связываться. А точку перехода Мэй Мао закрыла. Значит, никогда больше и никто не постучится ночью в его дверь, не встанет волшебным видением на пороге.

Тут-то и раздался стук. Слабый, неуверенный, но тем не менее. Не веря в невозможное, он решил, что приперся какой-нибудь пьяный, прихватил черенок от лопаты и вышел.

На чистом свежем снегу стоял бледный, как только что из могилы, Ян Хэк и внимательно смотрел на палку в его руках.

— Не ожидал, — отметил старик тихо. — Значит, наших нет. Ушли давно-давно.

— Тебе не холодно? — брякнул он.

Наверно, правильнее было хотя бы поздороваться сначала. Но, во-первых, растерянность всегда вызывала в его организме странную реакцию. Во-вторых, у инопланетян не принято было здороваться, а он вместе с языком многому от них нахватался. Да и… как не брякнуть, когда видишь китайца, стоящего на снегу в сандалиях? Пусть не китайца, инопланетянина, но тем не менее в сандалиях.

— Не знаю, — признался Ян Хэк. — Болею сильно, не чувствую.