Обыкновенный мамонт

Вот и Галке из соседнего подъезда купили портфель. Девчонка! Притом вреднющая. И неграмотная! Серёжка всё-таки читать умеет. Если бы он жил в Ленинграде или Севастополе, давно бы хорошо читать научился. Там пройдёшь из конца в конец одну улицу и сразу все буквы встретишь. Не то что в гарнизоне. Вывесок раз, два — и обчёлся: «Продовольственные товары», «Промышленные товары», «Парикмахерская», «Дамский зал», «Мужской зал», «Гарнизонная баня». Ещё две-три вывески, и всё. Кроме того, всюду ещё и одинаковые строчки: «Военторга № 1». «Промышленные товары Военторга № 1», «Парикмахерская Военторга № 1», даже баня — «Военторга № 1». Как будто в гарнизоне несколько бань или пять военторгов! Недавно открыли двухэтажный универмаг. И опять — «Универмаг Военторга № 1». Только на здании гарнизонного клуба нет «Военторга № 1». Просто: «Дом офицеров».

В Доме офицеров показывали кино. Приезжали в гарнизон и артисты из областного города и московские. Плохо только, что кукольного театра не бывало. Но это не такая уж беда: кукольные спектакли по телевизору посмотреть можно. Но телевизор лишь вечером работает.

Олег копался с удочками. На рыбалку готовился.

— Как жизнь? — спросил он безо всякого интереса.

— Нормально, — ответил Серёжка и присел рядом на корточки.

— Дал одному, — как бы между прочим сообщил Олег, распутывая зелёный клубок лески, — раз закинул, и вот, пожалуйста, «борода».

Серёжка знал, что «борода» — это когда леска у спиннинга запутается. Олег каждый день тренировался в поле. Что поделать, когда до ближайшего озера сто километров?

— Насмерть запуталось! — Олег ловко сдул с кончика носа каплю пота и отложил зелёную «бороду». — Ох, тоска дикая! — и с этими словами легонько толкнул Серёжку в плечо.

Серёжка опрокинулся на спину, а Олег захохотал. Дать бы ему за такие шутки! Попробуй… Олег уже в пятом классе будет учиться.

Скучно. Воздух струился, как над костром. В конце асфальтной дороги чудилась лужа. Мираж.

— Правда, что на Крайнем Севере и летом прохладно?

Трудно Олегу представить, что есть на земле места, где не бывает жары. Он жил здесь вечно, со времён ВРИО-де-Раздолья. И никогда никуда не выезжал. Даже в Заполярье.

— Правда.

— Расскажи чего-нибудь про Север! Ты здорово рассказываешь.

Олег явно льстил Серёжке. Никакой он не рассказчик. Память, это верно, у него крепкая.

Серёжка вспомнил лютые морозы, пургу, полярную ночь.

— Правда, что там за железо руками взяться нельзя? Намертво примерзают?

Примерзают ли голые руки, Серёжка не знал, а язык…

Наташа как-то сказала, что, если прикоснуться языком к дверной ручке, язык прилипнет. Серёжка не поверил. «Значит, я вру? Вру? Да?» — возмутилась Наташа и в доказательство своих слов лизнула белую от инея ручку двери. Вернее, она не лизнула, а только дотронулась кончиком языка и тотчас рванулась назад. Серёжка увидел кровь на Наташином языке и закричал:

— Верю! Верю!

Только поздно. Наташа с высунутым языком вбежала в дом.

— А на ручке кожа так и осталась? — спросил поражённый Олег.

— Кусочек, маленький.

— Сила! — Олег вздохнул, лёг на спину и раскинул руки.

Солнце светило прямо в глаза, и он зажмурился. Мысли перескакивали с одного на другое, как воробьи с ветки на ветку.

— Может, за червями сходим?

Червей для рыбной ловли копают вечером или ранним утром. Но делать всё равно нечего было.

За телевизионной вышкой тянулся длинный и глубокий овраг. В редкие дождливые дни по дну оврага текла рыжая река. Для таких случаев через овраг кто-то перебросил мост. Не мост, а два железнодорожных рельса. Мостом этим почти никогда не пользовались или пользовались очень давно. Один рельс сорвался с каменной опоры и завалился концом вниз, до дна. Второй висел над оврагом, как над ущельем.

— Пройдём по Чёртовому мостику? — предложил Олег.

Серёжка согласился. Олег, балансируя руками, осторожно перебрался на другую сторону.

— Теперь ты! — крикнул он.

Серёжка несмело поставил ногу на рельс. Потом другую.

— Давай! — подзадорил Олег.

Сделав два шага, Серёжка глянул вниз. Под ногами зияла жёлтая, в трещинах, глубина. С крутого откоса предостерегающе светил красными огнями колючий будяк.

— Давай!

Шаркая подошвами по заржавленной узкой полосе рельса, он продвинулся ещё немного. И опять посмотрел вниз. Овраг показался бездонной пропастью.

— Давай! Давай!

Ноги задрожали, коленки подогнулись. Он в страхе присел и вцепился руками в рельс.

— Струсил!

Ни сказать, ни двинуться, ни вздохнуть свободно. Только бы не сорваться. Руки судорожно держали горячую сталь.

— Давай назад! — с презрением крикнул Олег.

Тело прилипло к спасительному рельсу: ни назад, ни вперёд.

— Эх ты! — выкрикнул Олег и перебрался через овраг по тропке. Держась одной рукой за Чёртов мостик, он помог Серёжке возвратиться на безопасный берег.

— Трус! — процедил сквозь зубы Олег и сплюнул.

Серёжка, сгорбившись от позора и унижения, поплёлся домой. Вдогонку ещё раз полетело:

— Трус!

ТРУС

Отец лежал на диване и читал газету. Серёжка долго ходил туда-сюда мимо отца, не решаясь заговорить о том, что заставило страдать его весь день.

Наконец отец обратил на него внимание: