Обыкновенный мамонт

— Очень вкусно!

— Ешьте на здоровье, Анна Фёдоровна.

Учительница была не старше солдата. Она сказала:

— Я только для ребят Анна Фёдоровна…

Галка подтолкнула Серёжку. Тот резко обернулся:

— Чего толкаешься!

Если бы Коська толкнул, Серёжка бы так дал, что… А с девчонками драться — стыд и позор.

— Не ссориться! — приструнил Андрей. Он рассовал по карманам свои вещи и наступил сапогом на пустой чемодан.

Сухая фибра затрещала в огне. Вода запарила.

Подошёл водитель:

— У меня всё. Как водичка? — Он сунул грязную руку в ведро, с наслаждением подержал её там и одобрил: — Вполне!

Ребята возвратились в автобус. Водитель залил в радиатор горячую воду. Андрей Иванов встал на подножку, одной рукой крепко взялся за дверцу кабины — стекло водитель опустил донизу, — другой прижал к себе железную канистру с бензином.

Из горловины канистры, обмотанной проволокой, тянулся к мотору резиновый шланг.

Водитель нажал на стартер.

Мотор чихнул и завёлся.

— Держись! — сказал водитель. — Лицо отворачивай.

То, что Андрей остался без рукавиц, водитель не заметил. У него у самого после работы руки огнём горели.

Автобус, набирая скорость, помчался домой, к теплу, к свету.

Солнце укрылось за горизонтом. В снежной пелене догорали багровые отблески зари.

Мотор разогрелся, водитель включил отопление, и в салоне автобуса опять потеплело.

Галка стряхнула трёхпалые рукавицы, надетые поверх варежек:

— Жарко!

Увидел Серёжка рукавицы, и всё в нём перевернулось. Андрей с голыми руками на морозе едет!

— Стой! — закричал Серёжка и забарабанил в стекло водительской кабины. — Стой!

Анна Фёдоровна тоже крикнула:

— Остановитесь!

Автобус резко затормозил. Серёжка выхватил у Галки рукавицы и рванулся к выходу.

Водитель открыл дверь, Серёжка, а за ним Анна Фёдоровна соскочили на снег.

Солдат, заиндевевший и неподвижный, стоял на подножке, крепко прижимая канистру. От неё резко несло бензином.

Серёжка протянул рукавицы.

— Надевайте! — требовательно сказала Анна Фёдоровна.

— Дотерплю, — через силу улыбаясь, проговорил солдат, но всё-таки оторвал руку от канистры, и Анна Фёдоровна сама надела ему рукавицы.

— Спасибо, — Андрей опять улыбнулся, но губы плохо его слушались.

— И лицо, лицо укутайте, — сказала учительница и ахнула: — Да у вас щёки белые!

Она растёрла ему шерстяной варежкой щёки до румянца, но несколько белых пятен осталось.

— Ничего, дотерплю, — повторил солдат и обратился к водителю: — Поехали!

Анна Фёдоровна, не обращая на возражения никакого внимания, обмотала Андрею лицо своим шарфом. Одни глаза из-под шапки светились. Водитель махнул Серёжке и Анне Фёдоровне: «В машину!»

Автобус рванул с места и помчался, как самолёт по взлётной полосе.

Лицо Анны Фёдоровны было таким бледным, словно и она обморозилась.

У самых ворот, перед шлагбаумом, встретилась крытая машина с надписью: «Техническая помощь». Родители встревожились, позвонили в Дом пионеров и узнали, что дети давно выехали. Срочно снарядили аварийную летучку.

Неисправный автобус потащили на буксире в гараж. Продрогших ребят увели по домам, а солдата Андрея Иванова санитарная машина увезла в госпиталь.

Больного часто проведывали друзья-однополчане, родители школьников и сами ребята, которых, можно сказать, спас мужественный солдат. Дружба первого «А» класса не оборвалась и после демобилизации Андрея Иванова.

К концу учебного года Серёжка умел не только бегло читать, но и писать. Своё первое в жизни письмо он направил Андрею Иванову. От имени всего первого «А».

Письмо начиналось словами:

«С ПЕРВОКЛАССНЫМ ПРИВЕТОМ!

Здравствуйте, дорогой солдат Андрей Иванов! Пишет вам ваш 1 «А». Мы всегда помним о твоём подвиге. Мы обещаем учиться только на 4 и 5. Привет от всех и учительницы Анны Фёдоровны.

Ждём ответа.

Серёжа Мамонтов».

Письмо заняло всего одну страничку. Серёжка предложил внутри разворота нарисовать что-нибудь.

— Вот ты и нарисуй, — сказала Анна Фёдоровна. — Согласны, ребята?

— Согласны! — хором прокричал весь класс.

Серёжка рисовал целый вечер. Разноцветными карандашами. Получилась не картина, а диорама, сразу не охватить взглядом жестокий бой с фашистами.

Слева били орудия всех калибров. Чёрные снаряды, круглые, как ядра, летели на врагов. Красные стрелы «катюш» заполнили небо. Реактивные краснозвёздные самолёты палили из всех пулемётов. Шли в атаку тяжёлые танки. С автоматами наперевес штурмовала пехота.

В стане врагов всё почернело от красно-чёрных взрывов. Бомбардировщик падал вниз, объятый пламенем.

На хвосте и крыльях бомбардировщика Серёжка вычертил паучью свастику. Но всё же его терзало сомнение: понятно ли, что это сбили фашистский самолёт? Не каждый ведь знает, что свастика — знак фашистов.

— Как назывались фашистские самолёты? — спросил у отца Серёжка.

— «Юнкерс», «хеншель», «мессершмитт».

— Спасибо, — поблагодарил Серёжка. Ему достаточно было и одного названия.