Перешагнув через пару валяющихся на пути ратников и подобрав свою сумку, он сделал несколько шагов вперёд. «А ты заигрался, Тео! — сказал ему голос совести. — Возможно, из-за тебя сейчас пострадают эти люди…» Да, он плохо понимал, что происходит. Видел одно — насмешку на лице чиновника и испуганные лица знакомых крестьян. Малышку, кажется, звали Уна… Сестра Дардена…
— Скажи-ка, девочка, это твой брат Тео-безродный? — спросил мужчина, чуть наклоняясь к той, что не могла сбежать из его цепкой хватки.
Шум в голове ухал поездом, его перестуком колёс, и нарастал. На губах вдруг стало солоно, Тео недоумённо провёл рукой по лицу и поднёс ладонь к глазам, в которых всё расплывалось.
Девочка молчала.
Глава 7. Пленники
Он проснулся от того, что спине стало холодно, подтянул сползшее тонкое одеяло — и открыл глаза. Одеяло? Тео сел, и в первое мгновение показалось, будто он в своей комнате, в Сиднее. Невероятно, неужели во сне построил межмировой портал?!
Но, привыкнув к темноте, различил незнакомое убранство в небольшой комнатке, где помещалась кровать, небольшой столик, массивный шкаф в углу, и оставалось ещё немного места, чтобы перемещаться. В комнате никого, кроме Тео, не было. Он поднялся и ощутил обжигающе холодный камень под ногами, но рядом с кроватью стояли туфли, на которых аккуратно лежали портянки, заменяющие носки, а через высокую спинку кровати была переброшена одежда. Недолго думая, Тео оделся, отмечая, что ему приготовили комплект, весьма напоминающий шаолиньский. Снова накатило дежавю — а может, он в родном монастыре?
Но решетчатое окно с множеством прямоугольных рифлёных стеклышек, через которые в комнату пробивался лунный свет, доказывало — нет, Тео по-прежнему в мире Алатуса.
Одеваясь, накручивая портянки до колена и закрепляя их верёвками, он вспоминал последнее, что случилось перед темнотой, уложившей его в эту постель.
Уна молчала долго, зато полноватый крепыш-парень бросился к нему с воплем:
— Тео! Дружище! Ты живой! Ты вернулся! Как я рад тебя видеть! — радостно вопил, обнимая его, тряся и заглядывая в лицо. Тео успел поймать торжествующую и даже злорадную насмешку на лице парня, имени которого, естественно, не знал.
— Уна, я тебе говорил, что оборотни ему отшибли память, — в паузе между счастливых воплей крепыша прозвучало бормотание Дардена.
И девочка робко подошла, крепыш отстранился:
— Да что это я? Обними же свою сестрицу, дружище!
Пальчик девочки указывал вверх, на рубашку, которая ещё вчера предназначалась другому человеку, тому, кто погиб.
— Я вышивала этих птичек, голубеньких… — пролепетала малышка и обернулась на ожидающего её вердикта мужчину. — Это мой братик, старший. Его зовут Тео.
— Ну, что же ты стоишь, дружище? — самоназванный друг хлопнул Тео по спине. — Обними свою сестру!
А он вдруг поплыл — шум в голове становился всё тише и тише, умиротворяя и заставляя глаза закрыться. Тео покачнулся и осел, кажется, именно крепыш его успел подхватить…
Какая ирония судьбы — быть вечно принимаемым за кого-то другого! Тео рассматривал городской пейзаж, мерцающий в сполохах редких факелов и раскинувшийся внизу, под окном.
Вероятнее всего, комната, в которую его поместили, находилась на верхнем этаже, потому что Аалам сейчас смотрелся как с высоты птичьего полёта. Отсюда можно было разобрать и площадь, на которой на Тео напали, и городские ворота. Правее от города огней было меньше — всего пять или шесть, совсем крохотные точки, однако синее небо со звёздным полотном размыто очерчивало контур невысоких гор.
«Драконовы Пещеры!» — ахнул Тео, вдруг узнавая весь пейзаж, многократно описанный Авалой. Значит, он находился совсем недалеко от места своего рождения, вернее, появления яйца-колыбели на свет. А значит, в эту минуту он… в Академии…
Подёргал рамы, те легко распахнулись, впуская в комнату пронзительную весеннюю прохладу, и перегнулся через узкий подоконник, чтобы удостовериться в предположении.
Увиденный днём, впечатливший своей масштабностью огромный архитектурный ансамбль готического стиля протянулся в северной части Аалама, как бы завершая городскую черту. Днём Тео подивился визуальному единству его трёх частей: две крупные части по краям соединялись мостом со сторожевыми донжонами и, кажется, акведуком. Правая часть, если стоять к ней лицом, выглядела гораздо величественней за счёт мелких деталей и статуи парящего дракона в центре, и, если бы не рассказы Авалы, Тео принял бы восточное крыло ансамбля за дворец. Но по замыслу алатусов, строивших некогда это великолепие и таскавших камни с северных гор, знания и мудрость должны быть значимее власти — как напоминание бессмысленности тщеславия перед законами Создателя.