Читаем Обыкновенный спецназ. Из жизни 24-й бригады спецназа ГРУ полностью

Бухулёр — сугубо забайкальское варево, которое состоит из баранины, картофеля, лука и соли. Готовить его очень просто. Для этого необходимо все продукты опустить в воду и кипятить до полной готовности мяса.

Во время пикника случился небольшой конфуз. Когда монгольское блюдо ещё только варилось, к компании офицеров подъехал чабан на лошади. Он разыскивал двух пропавших баранов. На соответствующий вопрос Серёга Лукьянов, прикрыв могучими плечами бурлящий котел, из которого предательски торчала баранья нога, застенчиво ответил:

— Не-не. Не видели. Мы тут колбаски жарим.

Скорее всего, чабан только сделал вид, что ничего не заметил, так как перед ним сидела толпа здоровенных и голодных мужиков, явно не собиравшихся расставаться с аппетитным бухулёром.

Глава 27

За три с половиной года пребывания на 23-й площадке всё здесь стало родным и близким: и сопки, и продуваемый всеми ветрами «кузнечик», и неуютный городок, и мрачный с изломанным железобетоном «старт». Даже суровая забайкальская природа стала входить в мою душу. Её красота и первозданность начала приоткрываться перед моим сердцем, но всё равно мечталось о дне замены, когда, наконец, можно будет попрощаться со всеми красотами и вспоминать о службе в ЗабВо как о тяжёлом сне. Каждый из нас тогда торопил время до замены. Это только спустя много лет я понял, что жить надо не быстро, а долго.

Служить стало значительно легче. Все внеплановые наряды, тяжелые работы выпадали теперь на долю лейтенантов более позднего выпуска. Это действовал непреложный армейский закон: более неприятные, но менее ответственные задания доставались молодым, и наоборот.

Чуть ранее, весной этого года, ещё по морозцу комбат назначил меня старшим на подрывные работы. Точнее, я был старшим в группе из трёх бойцов, а руководителем назначили начальника военно-инженерной службы майора Федорова. Практическими взрывными работами занимались нечасто. В основном уделялось внимание тактико-специальной подготовке и боевой стрельбе.

За весь период службы здесь я помню только однажды, чтобы проводились занятия по минно-подрывному делу. Руководителем был командир батальона. Старшими на учебных местах — командиры групп. Впервые после училища мы устанавливали спецзаряды, почти забытые с курсантской скамьи, крепили капсюль-детонаторы, подрывали тротиловые шашки, одним словом, с удовольствием делали всё то, что непосредственно было необходимо нам в боевой работе. Учили всему этому своих солдат. Несмотря на жуткий мороз, было интересно. Особенно бойцам.

Занятия по минно-подрывному делу. На первом плане старший лейтенант Бронников


Майор Федоров был толковым офицером, спокойным по характеру и знающим своё дело в совершенстве. Под его началом нам предстояло подготовить, по просьбе председателя совхоза села Хара-Бырка, несколько силосных ям. Зимой, по мёрзлому грунту, проще всего это сделать взрывным методом, то есть подорвать несколько фугасов, расположенных определенным образом.

Бойцы подкапывали небольшие ямы и устанавливали заряды. В мои обязанности входило протянуть сеть из детонирующего шнура и подсоединять к тротиловым шашкам. Начальник военно-инженерной службы только проверял правильность установки. Признаться, я с волнением ожидал результатов проверки, но всё было сделано правильно.

В Рязанском воздушно-десантном училище минноподрывное дело изучалось не так глубоко, как, например, в Каменец-Подольском военно-инженерном училище, но вполне достаточно для выполнения диверсионных задач. В случае необходимости группа могла усиливаться солдатами или даже офицерами роты минирования.

После того как всё было ещё раз тщательно проверено, я подорвал заряд. Взрыв нескольких десятков килограммов тротила выглядел внушительно. Этот момент я запечатлел на фотоплёнку, нажав одновременно на кнопку и фотоаппарата, и подрывной машинки КПМ. Фотография эта у меня сохранилась, хотя и плохого качества. Первая силосная яма была готова. Оставалось лишь слегка её подчистить, но это уже была не наша задача.

Много лет спустя по одному из центральных каналов телевидения я увидел репортаж о судьбе необычного бомжа. Он был бывшим офицером СпН ГРУ. Лицо мне показалось знакомым. Я с трудом узнал его. Это был начальник военно-инженерной службы майор Фёдоров. Больше о его судьбе мне ничего неизвестно.

Несмотря на дневное время, свет в комнате был включен. Окна общаги упирались в крутой склон сопки, поэтому даже в ясную и солнечную погоду в барачных отсеках всегда было темно.

В дверь комнаты, где жил Барсуков, громко постучали. Это мог быть только боец. Свои всегда врывались без церемоний, поэтому обитатели хором, не сговариваясь, заорали, предлагая стучавшему пойти не только обратно, но и ещё дальше, и не совсем в том направлении, откуда тот пришёл. Тем не менее дверь отворилась, и в клубах синего дыма, как джинн из известной сказки, возник посыльный по штабу. Понимая, что это за кем-то из нас, замерли в ожидании. Чтобы прекратить немую сцену, Миша Шоломицкий рявкнул:

— Ну!

— Старший лейтенант Барсуков к начальнику штаба.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное