Обыкновенный Волшебник из Лавки на Набережной

Продавец предпочитал жить здесь и сегодня. Если он хотел угостить кого – то чашкой ароматного чая с выпечкой, он не ждал, пока человека не станет. Он просто делал это, пока еще можно поговорить по душам и не бояться больше никогда не услышать голос того, кто дорог. Он предпочитал жить по законам правды и честности. Не откладывая жизнь на завтра. Дарить своё время и любовь, не списывая своё нежелание встречи на недостаток выходных в работе. Каков смысл лгать человеку, что ты вечно занят, если ты просто не хочешь его видеть? Скажи ему правду. Не мучай ни себя, ни его. Сложнее всего быть честным человеком, ведь приходится делать больно тем, кому делать больно совсем не хочется. Продавец же был таким. Настоящим. В благодарность сама Жизнь порой ему устраивала судьбоносные встречи, которые с обычным человеком могли бы не случиться никогда.

Вокруг него постоянно вращались событийные люди. Сам не осознавая, каким образом, он всегда притягивал к себе людей противоположных ему. И любого из них Продавец мог назвать предметом своей зависти. Вспомнить буквально то самое еще одно пронзительное воспоминание, оставившее Продавца в состоянии, названия которому невозможно дать, не используя слов, которые звучат пафосно даже на бумаге. Он помнил до мелочей тот день, когда за окном лил осенний холодный дождь с порывами ветра, залетавшими под одежду, особенно не церемонясь с запоздавшими путниками. Специально для таких случаев за складом была оборудована небольшая каморка размером ровно для одного дивана и одного человека. Там планировал остаться Продавец, дабы не выходить из теплой ароматной лавки, навевавшей на него смертную скуку от приевшегося чая. Он давно уже не мог ответить положительно на вопрос: любит ли он свою работу? Работа – это его вынужденное призвание. Он хотел играть на гитаре. Он хотел петь остросоциальные песни в запрещенной группе. А вместо этого кланялся вежливым болванчиком каждому входящему в стеклянные двери.

Он опустился на табурет и снова положил подбородок на деревянный прилавок так, словно находился у себя дома. В окна летели брызги от волн, разбивающихся о волнорезы и рассыпающихся на миллионы ледяных капель. Капли водопадом рушились на набережную, превратившуюся в сплошной бушующий поток. Уют лавки заканчивался через несколько метров от него. Там, где сейчас вовсю царила непогода.

Продавец не ждал посетителей. В такое ненастье никто, у кого есть право выбора, не переступит порог своего дома. Хотя, сегодня даже там находиться было небезопасно. Страшный ураган валил деревья и играючи швырял море по сторонам. В такие моменты Чайному Мастеру приятно было побыть наедине с самим собой. Его указательный и средний палец скакали по колену, настукивая мелодию, слышимую только ему одному. Мысленно он снова был на сцене, где провел большую часть своих мечтаний. Там, в глубине своих фантазий, он тряс немытой головой и ревел текст песни под раскатистый гром барабанов. Жирные толстосумы затряслись бы мелкой дрожью, едва завидев толпу революционно настроенных граждан, выкрикивающих лозунги под музыку Чайного Продавца. В том мире его бы никто не знал как мелкого торговца. Там он был бы Атаманом Обиженных Толстосумами. В юности он грезил переворотами. Теперь от этого не осталось ничего, кроме воспоминаний и агитационных стишков. Теперь он стал взрослым и рассудительным мужчиной, внутри которого застрял Атаман с немытыми волосами, чей черед выступления приходил только тогда, когда Продавец оставался в одиночестве и мог настучать двумя пальцами мелодию, понятную только ему одному.

Раньше он хотел быть особенным. Неповторимым. Незаменимым. И, несомненно, важным. Теперь он хотел просто дожить свою жизнь в спокойствии и благодати. Среди опротивевшего ароматизированного чая тысячи сортов. Так всегда бывает. И если ты не успеваешь совершить самую значимую вещь в своей жизни в юности, то Продавец готов был дать руку на отсечение, что ты не совершишь её уже никогда. Это в двадцать кажется, что впереди еще вся жизнь и ты можешь успеть сделать ВСЁ, вплоть до переворота мира с ног на голову. Но год за годом День Рождения наступает всё чаще, а часы тикают всё быстрее. В десять лет он жалел, что праздники бывают так редко. Сейчас он не успевал оглянуться, как вновь наступала пора доставать ёлку с антресолей. Хоть рождественские огоньки уже давно и не доставляли столько удовольствия, сколько в детстве. Фейерверки стали слишком громкими. Торты – слишком сладкими. Ступени – слишком высокими. А родители – недосягаемыми.

И, что самое обидное, он не переставал удивляться день за днём одному: как быстро пролетела жизнь.