Обыкновенный волшебник

– Что за ерунда? – пробурчала я себе под нос и открыла одну из коробок, чтобы убедиться – да, это они. Не только коробки, но и мои вещи. Платья, джинсы, топы – все аккуратно сложено стопками. Так аккуратно, как никогда бы не получилось у меня. Я прикрыла коробку и прошла дальше, в коридор, терзаемая, как говорится, смутными сомнениями. Я подошла к двери в комнату, достала свои ключи, попыталась вставить их в замочную скважину и, в буквальном смысле этого слова, не поверила своим глазам. В двери был сменен замок. Вернее, сменена только личинка, так что мой ключ теперь к ней не подходил. Пашка сменил замок и выставил мои вещи. Он выставил меня из комнаты. Ни слова, ни звонка, ничего – вот так, без предупреждения, без жалости, без малейшего интереса к тому, где мне теперь жить.

– Вот говнюк! – помимо воли вырвалось у меня. Я прислушалась к происходящему за дверью, но там была гробовая тишина. Если Пашка там и был, то он не подавал никаких признаков жизни. Я вернулась в кухню, с трудом соображая, что же мне теперь делать дальше. Куда бежать в двенадцать ночи? К тетке? Да она перепугается до смерти. Можно будет перекантоваться у Виталика, но это надо будет уже завтра решать. Мысли перескакивали с одной темы к другой, как вдруг я подпрыгнула – ведь в этих самых коробках, значит, и мои семейные фотографии лежат, и ноутбук мой лежит, и диски, и терабайтный диск со всей моей информацией. Вот так, на общей кухне, на которой обитает неограниченное и не установленное точно число жителей, многие из которых не обладают совестью, но обладают стойкой алкогольной зависимостью.

– Свинья ты, Пашечка, – пробормотала я, перекапывая содержимое коробок. Он выбросил из комнаты все. Я представила, как он делал это, как потратил, наверное, весь день, запаковывая мои вещи. Однозначно, он позвонил на работу и отпросился. Сворачивал мои кофточки и думал только о том, как мне станет больно, когда я их обнаружу снаружи комнаты. Но мне не было больно, мне стало так противно, как еще никогда не было. Павлик Морозов, не иначе. Разве я когда могла подумать, что он способен на такое. Мамины фотографии в потрепанном альбоме лежали вперемешку с зубной щеткой и лаком для волос. Я сжала зубы и кулаки. Нет, такое не прощается. Я достала альбом, прижала его к груди, потом поцеловала и стряхнула пыль. Огляделась – вещей было слишком много, не унести в руках. А и не надо!

Я достала большую спортивную сумку, тоже мое имущество. Пашка старательно отделил свое от моего, какой умничка. Что ж, сумка сейчас меня снова выручила. Я собрала все самое ценное – компьютер, терабайтный диск, фотки, отдельно пакет с бельем, одежду – сколько влезло. Денег в вещах все равно никаких не было. Так, стоп. О деньгах пока не думаем, а то есть риск разреветься. Я заполнила сумку до отказа, затем так же поступила и с рюкзаком. И еще с парой пакетов. Остальное – а хлама набралось прилично, я оставила в коробках, решив, что отныне это не моя проблема, а Пашкина. Пусть остаются тут, напоминая ему о том, как он со мной поступил. А моей ноги больше не будет в этой квартире. Спасибо, накушалась.

Я рывком вытащила ключи из кармана и швырнула их в щель под дверью нашей комнаты. Затем забросила рюкзак за спину, повесила на плечо сумку и взяла в каждую руку по пакету. Тащить все это было тяжело. Еще бы – в моих руках, по сути, была вся моя жизнь. Вся моя деловая активность прошла в полном игнорировании со стороны спящих соседей. Что ж, так даже лучше – никаких скандалов. Я вышла из квартиры и захлопнула за собой дверь, не имея ни малейшего намерения туда возвращаться. Уже на улице я сообразила, что было бы лучше, если бы я додумалась принять перед уходом душ. Неизвестно ведь, что и как сложится теперь. Впрочем, не пропаду. В этом-то хотя бы я была всегда уверена. А пока что направлялась в сторону площади трех вокзалов. План был прост. Вещи я сдала в камеру хранения Казанского вокзала (там она оказалась дешевле всего), а сама удобно устроилась в зале ожидания Ленинградского вокзала. Там были самые удобные кресла. Утро вечера мудренее.

Глава 15

Просторный зал ожидания не был заполнен и наполовину, что не могло не радовать, однако спать тут было все же затруднительно, особенно для человека, ни разу в жизни не спавшего на лавках в общественных местах. Во-первых, между сиденьями имелись подлокотники, и будь проклят тот человек, что придумал их ставить. Такое чувство, что он специально сделал это, чтобы бродящий по земле страдалец не имел и шанса растянуться тут в полный рост.