Обжигающий север

Удивленная таким взглядом на ситуацию, задумалась. Опыление моруса, которым я занималась, было временно забыто, а я застыла, невидящим взглядом уставившись на фиолетовый цветок, вспоминая прошлое  анализируя... Получается, я заблуждалась, когда думала, что пренебрежение отца основано на том, что я «уродилась» в маму? Он из всей команды пиратского звездолета один и знал, что кровь старха я все же унаследовала. Но всегда сторонился меня и никакого тепла или родственных чувств не проявлял. Мама любила, да. Пока была жива, старательно оберегала меня, воспитывала и заботилась, насколько позволяли условия. В основном наша с ней жизнь проходила внутри маминой клетушки – каюты, покидать которую мне редко разрешалось. К отцу мама всегда уходила одна, запирая меня у себя. А когда она меня оставила, я так с молчаливого безразличия команды и осталась жить в той коморке. От отца никакой поддержки и утешений не было. Что и сделал, так только смирился с тем, что я в помощники набилась.

А мне было жутко и трудно – подростком остаться одной на звездолете, где никому была не нужна. Было страшно стать нахлебницей, когда и так часто не хватало еды. Вот и жалась к нему, инстинктивно ища защиты, по-детски надеясь на поддержку.

А поддержки не было. Для него я всегда была пустым местом, даже по имени редко звал, чаще: «Эй, ты, подай мне...». И я подавала нужное, стремясь хоть как-то оправдать право быть рядом. Сначала прокрадывалась в отсек, где он трудился, всегда что-то чиня или  сооружая, и тихонько забивалась в угол, наблюдая, радуясь уже тому, что не гонят. Но даже ребенком понимала, что не нужна ему. Потом стала помогать – что-то приносить, уносить. И всегда наблюдала. Так и научилась многому. Не всегда зная, почему и как выходит именно так, но информацию усваивала как данность: в конкретно таком случае – надо сделать так-то. Со временем у меня что-то начало получаться, мне даже стали поручать самостоятельно разобраться с мелкими поломками. И я даже стала надеяться, что смогу заслуженно получать  свою долю пропитания. А потом погиб отец... В одном из рейдов его ранили... в спину, смертельно. И он ушел из жизни, так и не сказав мне ни одного ласкового слова. Именно с того момента в моей жизни начался истинный ад.

Можно ли согласиться со словами Рида? Что все это жестокое безразличие было ради моего блага, что он не был равнодушен ко мне, что думал о моем будущем? Не представляю. Сейчас это уже не выяснить, но представить подобное я была не в состоянии.

– Думаю, мой отец был исключением из правил, – в итоге вернулась я к разговору с мужем, впервые с не скрываемой горечью честно признавшись в положении вещей. – Для него я  ничего не значила.

– Ты ошибаешься, – Рид одним движением шагнул ближе и, прижав меня к себе, прошептал в волосы: – Ты значила для него тоже, что и для каждого отца его ребенок. К тому же единственный, к тому же такой...

– Но почему... почему тогда он никогда... – не сдержавшись, я разревелась, кажется, впервые позволив себе выплеснуть ту боль, что скрывала в душе даже от самой себя.

– Тшш, – муж обнимал меня за трясущиеся от рыданий плечи и тихо баюкал, утешая. – Просто верь в то, что он любил тебя и хотел для тебя лучшей доли. Возможно, исходил из собственного неудачного опыта, потому и поступал неверно. Но никто из нас не застрахован от ошибок. Его мотивов теперь не узнать, но ты это прими как данность: твой отец тебя любил!

Я не удержалась от нервного смешка, на миг прервавшего поток слез, – настолько в стиле моей жизни прозвучал совет, настолько грустным и реалистичным он был.

Больше мы на эту тему не разговаривали, а для себя я решила, что прошлое не изменить, а потому бессмысленно о нем и переживать. Надо жить будущим! Ведь я теперь тоже отношусь к потоку левиоров.

***

Последующую неделю мы с Ридом провели в нервном ожидании. Какой оборот примет ситуация с Зулом, предугадать было невозможно,  а оттого тревога просто съедала. Муж, по моему наблюдению, вообще не спал, и день и ночь где-то пропадая, появлялся урывками, чтобы поесть. Я, понимая, что он переживает о друге,  которого втянул в опасную авантюру, с вопросами не лезла. И хотя любопытно было узнать, где и чем он занят, стоически  помалкивала. Но ночами, без ставшего уже привычным и необходимым присутствия мужа, спать было трудно, а мысли становились тревожными и одна другой невероятнее, нашептывая мне кошмарные варианты развития событий. Я все надуманные ужасы от себя гнала, стараясь не терять надежды, и мысленно желала Зулу успеха. В какой бы форме он ему ни понадобился.

И вот по прошествии недели с момента появления сигнала, я вновь в одиночестве лежала в постели уже глубоко за полночь, судя по часовому табло, когда услышала, что дверь в нашу комнату открывается. Рид! Может быть, решил отдохнуть хоть немного? И я уже собралась вскочить, когда была остановлена фразой мужа:

– Вита, у нас гость! – и столько торжества и облегчения прозвучало в его голосе, что я сразу поняла КТО был этим гостем. Но... как?!