Обжигающий виски (ЛП)

Это должно быть чертовски интересно. 

Скарлетт

– Прошу прощения? – шепчу я, уставившись на Мала, который пристально смотрит на меня.

Мы сидели и разговаривали о безопасности, а потом Мала вызвал на улицу другой байкер. Как будто всё было недостаточно ужасно, когда Маверик смотрел на меня так, словно хотел свернуть мне шею, теперь происходит что-то ещё. Я чувствую, что они знают, что что-то не так, но я не уверена, что они знают в чем именно дело. Голос Маверика звучит напряжённо, и я подумала, что, может быть, это потому, что я отвергла их, что имело бы смысл, потому что они так помогли мне, но теперь я начинаю думать, что это намного больше, чем это.

Особенно сейчас, когда Мал стоит передо мной, его лицо напряжено, руки скрещены, он спрашивает меня: «Где они?»

Где кто?

– Я не заикаюсь, Скарлетт. У тебя есть максимум четыре секунды, чтобы сказать мне, куда, блять, делись эти наркотики из твоего автобуса, прежде чем я потеряю своё дерьмо.

Мал страшен в гневе.

Стыд переполняет меня.

Они знают. 

Откуда, черт возьми, они знают?

– К-К-Как ты узнал об этом? – заикаюсь я.

– Мы не такие уж тупые, – рявкает Маверик. – Мы знаем о твоих лживых, долбаных, обманных действиях. А теперь отвечай на чёртов вопрос.

О. Боже.

Он злится на меня.

Он думает, что я предала его.

Лгала ему.

Наверное, так и было... разве не так?

– Ты ничего не понимаешь...

– У меня нет времени на твою грёбаную ложь, – ревёт Маверик так громко, что я вздрагиваю и отшатываюсь назад, – прибереги это для кого-нибудь другого. Сейчас. Скажи нам, куда делись эти долбаные наркотики?

– Я...Я...Я не знаю.

– Что значит – не знаешь? – требует Мал, руки всё ещё скрещены, глаза по-прежнему страшные.

– Если вы позволите мне рассказать свою часть истории, я смогу…

– Отвечай, Скарлетт! – рявкает Маверик, и слезы жгут мне веки.

Он не хочет слышать то, что я хочу сказать.

Весь клуб, наверное, думает, что я использую их и помогаю Трейтону всё это время.

Они не позволят мне говорить.

Чтобы рассказать мою версию.

Нахер их.

Пошли они все к черту.

– Он подложил их в автобус, – говорю я холодным голосом. – Он собирался забрать их, когда я приеду сюда, в Денвер. Прошлой ночью кто-то украл их. И я не знаю кто.

– Ты что-нибудь слышала о нём? – спрашивает Мал грубым и скрипучим голосом. Ушёл тот дружелюбный человек, который мне нравится.

– Нет, – шепчу я. – Я испугалась. Я собирался дождаться возвращения домой, и прийти к тебе, рассказать обо всём этом. Теперь я понимаю, почему это было бы плохой идеей.

– Прибереги свою вечеринку жалости для того, кому не всё равно, – огрызается Маверик.

Он в ярости.

Его глаза холодны, но в основном они разбиты. Я причинила ему боль. После всего, через что ему пришлось пройти, после всего, что он пережил. Я сделала ему больно.

Он думает, что всё, что мы делили, было ложью.

Он ошибается.

Проклятье.

Так неправильно. 

Мал поворачивается к Маверику.

– Возьми её, мы отвезём её обратно в клуб. Запри ее, пока мы не найдём Трейтона. Если он не забрал наркотики обратно, значит, они у кого-то другого, и он придёт за ней.

– Мы должны, блять, позволить ему, – говорит Маверик холодным голосом, и моё сердце взрывается. Боль, не похожая ни на что, что я когда-либо чувствовала, проходит через моё тело.

Больно, как в аду.

Жесткое разочарование.

Чистейшее Грубое. Разочарование.

– Эмоции в сторону. Она нам нужна. Единственная связь с этим ублюдком. Давай двигаться. Сейчас.

Маверик, не задавая вопросов, подходит ко мне, хватает за руку и вытаскивает наружу.

– Стой! – плачу я. 

Я пытаюсь отпрянуть, но он не останавливается.

У меня нет своей службы безопасности здесь, дома, потому что, как только я не на гастролях, они официально освобождаются от дежурства. Конечно, я могла бы попросить их, но когда Маверик сказал, что байкеры позаботятся об этом, я сказала Сьюзен, чтобы она оставила парней в покое. Я чертовски жалею, что сделала этот выбор сейчас, когда меня тащат по грязи к кучке мужчин, которые думают, что я какая-то лживая сука.

– Маверик, пожалуйста! – плачу я. – Ты делаешь мне больно.

– Закрой свой рот. Не говори больше ни слова. Садись на мотоцикл. Если ты будешь спорить, я заставлю тебя сесть на грёбаный байк.

Моя нижняя губа дрожит, но я сажусь на мотоцикл позади него. Я не прикасаюсь к нему, просто очень легко хватаю его сзади за куртку. Он так напряжён. Так разозлён. Ему нужна моя голова, и я не виню его, но моя собственная ярость борется с чувством вины. Ярость, что он не даёт мне объясниться. Ярость, что после всего, что мы с ним пережили, он даже не подумал о том, что, возможно, у меня не было выбора, и я должна была сделать то, что сделала.

Он не даёт мне шанса.

Совсем никакого.