Обжора

Через два дня я родила мальчика. Прекрасный малыш. Рост пятьдесят два сантиметра, вес три с половиной килограмма. Всё в пределах идеальной нормы. Но это меня совершенно не радовало. Многое передумав, я решила, что нужно оставить ребёнка в больнице, а самой отправиться куда глаза глядят. Естественно, у меня не было ответа ни на один из тех вопросов, что могли мне задать. Я не думала о том, куда я пойду и что буду делать. Моё отрешённое состояние не прошло мимо внимания врачей. Они видели, что когда мне принесли младенца, я сразу же отказалась кормить его грудью.

Больницей руководила крупная, высокая и очень суровая женщина. Когда она проводила обход всем казалось, что от её голоса сотрясаются даже стены. Вероятно, ей передалась немалая доля начальственности её мужа-генерала. Она и пригласила меня к себе. Я сразу же подумала, что она хочет отговорить меня от того, чтобы отказаться от ребёнка. В то время я уже довольно сносно владела русским. Объяснила ей всё как есть. Несмотря на всю свою внешнюю сухость, она оказалась доброй женщиной, села рядом со мной, даже чуть всплакнула.

— В наше время быть женой — тяжёлая ноша. Когда мой благоверный возвращается со службы, я точно знаю, какая женщина ублажала его сегодня. Но я всё терплю. Следует или смириться с этим положением, или собраться и уйти куда глаза глядят…

Я объяснила ей, что лично для меня это решение является окончательным и бесповоротным. Не желала я возвращаться в тот проклятый военный городок, не хотела видеть ни моего мужа, ни его любовницу. На следующий день главврач снова пригласила меня к себе. Её предложение застало меня врасплох.

— Вчера здесь потеряла ребенка жена одного полковника. Третья беременность и третий летальный исход. Не смогла доносить до конца. Это был их последний шанс. Они просили присмотреть для них ребёнка в детдоме. Ведь у них на руках уже новое назначение, а это значит, что в ближайшее время они отправятся в путь. Если они уедут отсюда с ребёнком, тогда на новом месте и лишних разговоров не возникнет. Теперь решай сама. Лично я выход вижу в том, что если ты окончательно решила отказаться от своего мальчика, то пусть они забирают твоего ребёнка. Лучше передать его семейной паре, чем сдавать в детдом.

Я была молода, глупа, мало что знала о жизни. Тотчас же согласилась. Стыдно сегодня признаться в том, что даже обрадовалась. Мёртвого младенца приписали мне, а моего ребёнка увезли чужие люди. Идти мне было некуда, вот и осталась я в той же самой больнице. Стала работать санитаркой. Мужу сообщила, что ребёнок родился мертвым, да и меня можешь считать умершей. Решишь развестись — разводись. Примерно через месяц меня пригласили в ЗАГС. Там я в последний раз и увидела своего мужа. До сих пор не могу забыть его холодную, брезгливую, бездушную рожу, демонстрирующую всем предельную отстраненность от меня. Только во время развода я поняла, что он просто безумно стесняется меня, считая для себя позором сам факт того, что он мог жениться на мне. Конечно же, куда мне деревенщине стать ровней этому красавчику-лейтенанту? Именно поэтому он и старался всегда быть подальше от меня. Словом, я была в его представлении всего лишь убогим вывертом судьбы, от которого ему наконец-таки удалось избавиться.

Та же самая главврач настояла на том, чтобы я по ступила в мед-техникум. И вскоре я уже работала дежурной медсестрой. Меня часто хвалили. А ещё говорили, что будь мои мозги у какого-нибудь мужчины, стал бы он полководцем. Хотя я смеялась, но в душе верила всем этим словам. Может быть, и мои сегодняшние успехи, сноровка во всех наших бизнес-проектах происходят от внушённой мне веры в мой «полководческий» талант. Ну, а то, что было дальше, ты уже сам знаешь.

***

Действительно, он хорошо помнил, как загремел в больницу с нового нефтепромысла в Сибири. Диагноз был вроде простой — пневмония, но как же тяжело проходила его болезнь. Видимо, он, будучи южанином, так и не привык к суровым морозам тамошних мест. Когда он немного оклемался, главврач сообщила ему, что эта хорошенькая медсестра, постоянно дежурившая все эти ночи у его постели, является его землячкой.

Он хорошо помнил, что дня через три встретив её в коридоре, без всяких предисловий, радостно улыбаясь непонятно зачем и почему, обратился к ней с традиционной присказкой:

— О, невестка моей матери, если приготовишь мне хорошую лапшу, ей-богу, я тут же выздоровею.

Хотя она и ничего не ответила ему, но лапшу приготовила. Из того что было под рукой. Ему объяснила, что ей всегда хорошо удавались мучные блюда. Еще когда она жила в селе, многие родственники специально приходили к ним отведать приготовленную ею лапшу. Но, что поделать, сейчас у неё не было ни мелких сушеных слив, ни каких-либо трав, ни специй. Её лапша была скорее пародией на настоящую.

Но всё же это была домашняя еда. И он уплёл её за несколько минут. И как человек, уставший от постоянной столовской еды, глубоко вздохнул и широко улыбнулся:

— Ну вот, теперь я должен окончательно выздороветь. И может, даже потом жениться на тебе.

***