Очаг

7

Давно уж стал я круглым сиротою,И голова моя белым-бела.
В душе теснится все пережитое,
Дорога круто под уклон пошла.

Я был когда-то молодым да ранним,

Но повзрослели дочери мои.
Уже я предаюсь воспоминаньям
В кругу друзей, в кругу своей семьи.

Но что б ни делал я, куда б надолго

Ни уезжал, свершая путь земной,
В тревожных снах все чаще вижу Волгу,
Саратовские степи предо мной.

В купе, в каюте, в реактивном рейсе

Мне чудится, что в давнем том году
Вагон почтовый движется по рельсам
И в Балашове скоро я сойду.

А там деревня, знойное прибрежье,

Последнее пристанище бойца...
И я стою перед могилой свежей,
Поддерживая скорбного отца.

...Видения безжалостные эти

Тиранили его и в поздний час.
Чем меньше остается жить на свете,
Тем чаще память обступает нас.

Высказывая все, что наболело,

Дряхлея, он произносил в тоске:
— Ветров и гроз немало пролетело,
Неужто стерлась надпись на доске?

И мама пересохшими губами

Мне повторяла на пределе сил:
— Я вижу, как лежит цадинский камень
На месте том, где Магомед почил.

Земли аварской горсточку сперва ты

Смешай, Расул, с могильной почвой той,
Потом живое деревце Гамзата
Полей цадинской ключевой водой.

Звучали те слова как завещанье.

Куда б ни ездил, ни летал, ни шел,
Себе весной давал я обещанье,
Что к августу поеду в Балашов.

Недели пролетали вереницей...

Увы, теперь я в будущем году
Приду могиле брата поклониться
И к ней, уже заросшей, припаду.