Очаг света [Сцены из античности и эпохи Возрождения]

Л о р е н ц о. Нет, друзья, вы оставайтесь. У меня нет секретов. Если я не доскажу, - голос ослабеет, засну на полуслове, мало ли, - вы угадаете ход моей мысли. ( Сыну.) Пьеро, сын мой, дом Медичи сохраняет первенство во Флоренции уже три поколения - от Козимо, деда моего, и отца моего Пьеро, деда твоего, величие нашего дома лишь возрастало. Но ты должен помнить, что Флоренция - республика, а это значит, необходимо учитывать интересы всех граждан, а не выгоды какой-то части, какую бы важную роль она ни играла. Собственно в этом единственно заключается наша задача, цель, долг. Обладая богатством и влиянием, у нас есть возможность вносить меру, равновесие, гармонию как в жизнь частную, так и общественную. Медичи стремились не просто к первенству; имея все, мы заботились лишь о благе государства, а не о собственных интересах, но если ты станешь думать прежде всего о себе, то можешь остаться один, без власти, ибо власть тебе дает и при том добровольно Флоренция. Ведь у тебя не будет ни должности, ни титула, ни наследственного права, как у герцогов и королей, - и тираном быть не дадут, поскольку, если где есть свобода, то только во Флоренции, что бы там ни говорили наши недруги. Уф!

П и к о. Прекрасно, Лоренцо!

П о л и ц и а н о. Это в самом деле целая лекция об идеальном государе и идеальном государстве, реально воплощенном во Флорентийской республике.

Л о р е н ц о. Но, Пьеро, боюсь, меня не понял.

П ь е р о ( опускаясь на колени у кровати и заливаясь слезами). Мне в самом деле трудно тебя слушать, отец, у смертного одра.

Л о р е н ц о. Прости, сын! В неспокойное время ты остаешься один во главе дома Медичи. Как сестра? Ее свадьба пусть состоится в срок, только без излишней пышности, впрочем, как пожелают Ридольфи, а тебе ведь надо еще утвердиться в том высоком положении, какое занимал наш дом. Флоренция подвержена настроениям, и к скорби с раскаяньем, и к веселью, и к мужеству склоняется всецело, но основной ее тон - созидание, и свободы нет вне созидания. В этом и суть флорентийской свободы, или "революции гуманизма", как я называю. ( Закрывая глаза, раскрывает ладонь, словно протягивая руку сыну.)

        Пьеро хватает руку отца, вздрагивая от рыданий.

П ь е р о. Отец!

Л о р е н ц о. Поди к сестре. И пришли прислугу, я хочу попрощаться со всеми.

Пьеро уходит, жестом веля груму у двери собрать прислугу, и вновь усаживается в кресле у сестры.

К о н т е с с и н а. Как  он?

П ь е р о. Прочел целую лекцию. Слаб только голос, а в глазах свет и ум, что всегда меня в нем пугало.

К о н т е с с и н а ( выглядывая в полуоткрытую дверь). Микеланджело! О нем никто не вспомнил.

П ь е р о ( поднимаясь на ноги). Отец призвал прислугу попрощаться.

К о н т е с с и н а. Микеланджело - не из наших слуг. Джованни его встретил. ( Невольно рассмеявшись.) Боже! Как ему нравится быть кардиналом!

П ь е р о. Он вообразил почему-то, что непременно  станет папой.

К о н т е с с и н а. Почему бы и нет? Он моложе меня. У него еще целая жизнь, чтобы подняться до престола.

П ь е р о. Там все собрались у двери.

К о н т е с с и н а ( выбегая). Он умер!

П о л и ц и а н о. Он умер. Он умер, как жил.

П и к о. Светоч Флоренции погас!

М и к е л а н д ж е л о. Контессина.

К о н т е с с и н а. Микеланджело.

 Пьеро заступает ему дорогу, оборачиваясь к нему спиной, и Микеланджело, сделав шаг назад, уходит.

АКТ IV

Сцена 1

Вилла Пико делла Мирандолы. Обширный кабинет с окнами на склоны гор и долину: шкафы для книг и несколько столов, заваленных книгами и рукописями. У камина с горящими поленьями на кушетке в изнеможении лежит Пико в белой рубашке и красных рейтузах.

П и к о. В конце концов, мне показалось, я понял, почему человек самый счастливый из всех живых существ и достойный всеобщего восхищения и какой жребий был уготован ему среди прочих судеб, завидный не только для животных, но и для звезд и потусторонних душ. Невероятно и удивительно! А как же иначе? Ведь именно поэтому человека по праву называют и считают великим чудом, живым существом, действительно достойным восхищения. ( Со вздохом.) Все те же мысли, какие мне не дали высказать. Я затоптался на месте.

             Входит горничная, которую Пико зовет Диотимой.

Д и о т и м а. Граф, вы велели никого не впускать к вам; говорить, что вас нет дома, уехали во Флоренцию или в Болонью. Но пришли ваши старинные друзья.

П и к о. Мои старинные друзья. О, премудрая!

Д и о т и м а. Они обеспокоены тем, что вы не отвечаете на их письма, а посыльные нам не верят, что вас нет дома. Научите, как получше мне соврать, чтобы они поверили.

П и к о ( приподнимаясь). Соврать? Моим лучшим друзьям?

Д и о т и м а. Вы прекрасно понимаете, это я сказала нарочно. Вы вконец истощили тело, и душа уже еле-еле держится в нем.

П и к о. Я к этому и стремился, пусть душа улетит в небо.