Очаг вины

Генрих старался не только обеспечить маму деньгами, он действительно хотел помочь справиться с горем: водил ее в театр, покупал небольшие подарочки, иногда баловал букетиками цветов. Он настолько увлекся опекой Виктории Марковны, что не замечал ничего вокруг. Не замечал, что рядом с его микроскопическими букетами с некоторых пор всегда стояли огромные пурпурные жирные розы; что мать, несмотря на траур, стала краситься и наряжаться в модные, сшитые на заказ, платья, чего не делала даже в молодые годы; что в доме не переводилась черная икра, шоколад, балык, осетрина и прочие деликатесы... Он был слишком занят учебой и добыванием денег. Виктория Марковна неизменно проявляла к Генриху ласковую материнскую теплоту и прочила ему стремительную научную карьеру. Генрих делал все, что мог, чтобы оправдать ее ожидания. В институте он считался самым талантливым студентом и уже на четвертом курсе получил предложение о переводе в Москву на кафедру нейрофизиологии. Генрих решительно отказался от предложения. Он должен присматривать за мамой.

Так бы, наверное, и продолжалось, если бы не день рождения Виктории Марковны. Со дня смерти отца прошло всего полгода. Рана была еще свежа, и в связи с трауром вопрос о праздновании дня рождения не поднимался. Тем не менее Генрих предложил маме скромно посидеть вдвоем и готов был даже отпроситься из института, с работы и подработки.

– Не стоит, сынок. Слишком мало времени прошло, – опустив глаза, отвергла предложение мама. В ее облике сквозила неподдельная печаль.

Генрих все-таки решил преподнести матери сюрприз. Он долго копил деньги, чтобы купить кольцо, которое однажды приглянулось Виктории Марковне в ювелирном магазине. Предвкушая восторженную реакцию мамочки на неожиданный подарок, сын попросил, чтобы коробочку с кольцом завернули в подарочную упаковку и приклеили милый золотой бантик. Внутри кольца Генрих попросил сделать гравировку «любимой маме». Он аккуратно положил нарядную коробочку во внутренний карман пиджака, стараясь не повредить упаковку. Прихватив по пути традиционный букетик из пестрых гвоздик, сын вышел из троллейбуса на остановке в сотне метров от дома. Каждый шаг к родному очагу был наполнен трепетом и радостным ожиданием. Он представлял себе, как неслышно откроет дверь, легонько постучит в мамину комнату и ворвется в нее с криком: «Поздравляю!!!» Он почти чувствовал вкус соленых маминых слез, которые та сентиментально прольет при виде колечка. Потом они посидят на кухне, поставив на стол портрет Владимира Ивановича, и будут долго разговаривать о будущем, вспоминать папу, обниматься, мама прижмет его голову к груди и, как в детстве, будет гладить по голове, а из глаз польются слезинки печали и сожаления об утрате.

С такими мыслями Генрих сунул ключ в замочную скважину и попытался как можно тише повернуть его. Ключ не поворачивался. Генриху пришлось положить букет прямо на обшарпанную коричневую плитку подъездного пола. Он снова и снова пытался открыть проклятый замок, пока не понял, что он закрыт изнутри. Виктория Марковна закрывалась крайне редко, потому как всегда ждала сына и, услышав звук открывающейся двери, спешила помочь ему раздеться, забирала сумки и торопила к столу. На этот раз все было по-другому. Пришлось на ходу менять планы.

С тех пор как папа закрылся в кабинете и больше не вышел оттуда, закрытые двери вызывали у Генриха панику. Он стал яростно звонить и молотить кулаками в дерматиновую обивку. Пестрые гвоздики валялись на побитом жизнью кафеле и равнодушно красивели в полумраке. Прошла целая вечность, прежде чем за дверью послышался испуганный голос Виктории Марковны:

– Кто там?

– Мам, это я, открой, пожалуйста, открой! – Генрих почувствовал облегчение – она жива. С ней все в порядке!

Дядя Миша

Мы часто забываем очевидное: человек – это не только мозг, но еще и тело. Нельзя понять работу мозга, не рассматривая все богатство взаимодействия мозговых систем с различными системами организма.

Н.П. Бехтерева