Очаг

– Опять грибов своих нажрался, – покачал головой Матвеич. Направился к плите, звякнул крышкой чайника, недовольно хмыкнул. – Он у нас любитель эзотерики всякой, мистики-шмистики, вот этого всего. И грибов. Нажрался как-то раз поганок в лесу, сюда и провалился. Три дня потом поверить не мог, что Центрум ему не мерещится. Все ждал, пока попустит. А здесь, в предгорьях, очень интересные грибочки растут… Вот из них он отвар и варит, настойки всякие делает, водку только переводит зря. Потому и Шаман.

Я с интересом посмотрел на паренька. Что я там говорил про наркоманов, среди которых почти не встречалось настоящих проводников? Бывают, оказывается, исключения. Отсюда и его противоестественная худоба: трудно, наверное, объедаться нездоровой пищей, когда все подступы к холодильнику стерегут демоны и драконы.

– Возмущение энергии вселенной порождает жизнь! – воздел узловатый палец к люстре-колесу Шаман. – Оно же ее и уничтожает! Пока я живу, я создаю энергию, потому что я и есть энергия, а энергия есть жизнь! Жизнь – как жила, она тонкая и прочная. Из этого мира вытянули жилы. Остались только образы, растущие в нашем сознании. Это фундаментальная ошибка, фундаментальная!

– Да заткнись ты уже, – послышался откуда-то хриплый и низкий голос, густо приправленный скрипом деревянных ступеней. Оглянувшись на звук, я обнаружил в стене ранее не замеченную мною нишу, в которой просматривалась ведущая вверх, вероятно, в ту самую башню-флигель, винтовая лестница. По лестнице спускался упитанный мужчина средних лет в расстегнутом на объемистом животе военном кителе цвета хаки. Китель имел странный покрой, а на плечах его обладателя красовались погоны совершенно незнакомого мне вида, с двумя просветами, тремя звездочками и почему-то шпалами-лычками. «Точно не наши, не пограничные», – подумалось мне. Грудь бравого вояки украшали два ряда орденских планок, пестрящих разноцветными лентами. Картину довершали заправленные в скрипучие сапоги синие штаны-галифе с ярко-красными, как пожарная машина, лампасами. Улыбнувшись в роскошные рыжие усы, обладатель многих наград и галифе протянул мне для пожатия шершавую руку и с гордостью представился:

– Димпалыч, командир этой богадельни. Потомственный казак, урожденный князь, действительный лейб-генерал и верховный атаман всемирного православного казачьего войска имени товарища Сталина.

«Только этого мне не хватало», – с тоской подумал я, опасливо протягивая ладонь для ответного рукопожатия. Отличная выдалась компания. Обдолбанный мухоморами наркоман и казак-сталинист. Разве что Матвеич на их фоне выглядит более-менее нормальным.

– Иван, – представился я. – Девушку зовут Лора.

Цепко ухватив меня за пальцы, Димпалыч вывернул руку так, чтобы посмотреть на мое запястье, и с довольным видом хмыкнул:

– Пограничник? Это хорошо. Где служишь?

– Шестнадцатая застава, Клондал, – ответил я, с трудом высвобождая ладонь из его могучей лапы.

– А в наших дебрях чего забыли?

– В Поющий Лес идем, – решил не хитрить я, благо никаких иных туристических достопримечательностей Хеленгара, кроме столицы Ривы, я попросту не помнил.

– Это к вонгам, что ли? – удивленно вскинул брови потомственный казак. – Дело ваше, конечно, но как по мне, лучше от них держаться подальше. Дикари, и воняет от них, как от деревенского сортира.

Вонги, значит. Вот как, оказывается, зовут обитателей того мира, в который ведут врата из Поющего Леса.

– Не возражаете, если мы у вас перекантуемся ненадолго? – осторожно спросил я.

– Да завсегда пожалуйста! – хохотнул, колыхнув брюхом, атаман. – Садитесь за стол. Матвеич, у нас пожрать осталось чего?

Тот, кряхтя, водрузил на столешницу принесенную откуда-то здоровенную стеклянную банку, содержимое которой легко угадывалось по характерному желтовато-розовому цвету, и пыльную бутыль с мутноватой жидкостью.

– Хороша закуска – квашена капустка! – прокомментировал сие действие действительный лейб-генерал. – И подать не стыдно, и сожрут – не жалко. Матвеич, наливай!

Матвеич охотно подчинился распоряжению: с гулким звуком вырвав зубами из бутылки корковую пробку, он набулькал до краев жидкость в четыре граненых стакана. Один протянул командиру, два вручил нам с Лорой, а последний придвинул поближе к себе. Безразличный к окружающей реальности Шаман остался обделен его вниманием, но ему, похоже, и без того было хорошо. Я осторожно понюхал пойло: в нос ударил густой сивушный запах.

– Ну, за победу, товарищи! – провозгласил атаман и, залихватски крякнув, опрокинул стакан в глотку. Победу чего и над чем именно он имеет в виду, казак почему-то не уточнил. Наверное, всего хорошего над всем плохим. Под звонкий хруст квашеной капусты я осторожно глотнул из своей посудины. Горло обожгло раскаленной волной, в нос шибануло прелыми дрожжами. Градусов пятьдесят, пожалуй, не меньше. Но пить в общем-то можно, хоть и слегка противно.