Очаги ярости (СИ)

— Но условие, — продолжал доктор Джойс, — допускает и расширительную трактовку. Человек может быть и не то чтобы мёртв, а просто зомбифицирован. Если зомби система способна отсюда выпустить (а она выпускает, вот это подтверждено!), вы представляете, что за лазейка тогда откроется!

— Что характерно, — подметил Гонсалес, — это будет лазейка для зомби, то есть, тех организмов, против которых и создан был «Карантин».

— Создан он с множеством целей, — отмахнулся Джойс. — Но, к сожалению, зомби недолговечны. Ткань истлевает, ярость уходит совсем, и на пятые сутки полёта счастливец становится просто трупом. Не способным уже ни к чему: ни к движению, не к передаче свойств.

— Вас могли беспокоить проблемы здоровья зомби? — изумился Гонсалес.

— Да, потому что мы с доктором Хойлом надеялись: зомбификация — обратимый процесс. Вы представляете элегантность решения главной проблемы планеты Эр-Мангали? На начальном этапе ты честно зомбифицируешься, пролетаешь мимо следящих модулей «Карантина», ну а там, где система тебя уже не найдёт и не расстреляет, дезомбифицируешься обратно.

— Лихо, — сказали Бенито с Гонсалесом чуть ли не хором.

— Но, к сожалению, всё это лихо только в теории. Добрая сотня примеров нас убедила, что процессы зомбификации необратимы при любых обстоятельствах. Очень жалко, не правда ли, что ничего не вышло. Лишь одно утешает: что ставили опыты всё-таки не на себе. Ведь других не настолько жалко.

— Не сомневаюсь, — нехорошо улыбнулся Бенито.

Доктор заметил улыбку, но остановиться не мог, ведь его излияния вынуждала «Призма». Старый плацебо-эффект из земной медицины — а ведь даже спустя триста лет как работает, как работает!

— Вы сожалеете? — мягко спросил Гонсалес.

— Разочарован — это слово вернее. Было жалко потраченных сил, человечьего материала, но это прошло. Наступила апатия. Опыты с зомбификацией… Для меня они в прошлом. Вспомнишь идею — и на душе теплеет. А как вспомнишь реализацию — то такая скука накатит… Потому к зомби-волнам последних лет я непричастен. Вас же, как я полагаю, интересуют они. Но, к сожалению, с этим ко мне не по адресу…

Доктор болтал в романтическом упоении. Лопухи на ветру качались.

Глава 22. Те же и ничего нового

(прямо сейчас про сейчас; наблюдает и действует Херес-де-Мендоса-и-Вега-де-Коммодоро, начальник охранников, Ближняя шахта)

1

Человек, не имеющий имени — воплощённое издевательство. И над собой, и над другими. Если кого-то совсем никак не зовут, этим подчёркивают, например, что начальника над охранниками Ближней шахты можно просто назвать «Мендосой» — и при этом не переступить никаких из законов человеческого достоинства и чести.

Ибо зовут его полным, не умаляемым именем: Херес-де-Мендоса-и-Вега-де-Коммодоро, и только так. Странно подумать, что может быть как-то иначе. Но к сожалению, странные мысли посещают многих на Эр-Мангали. Например, и начальника Ближней шахты.

Он, конечно, завидует Хересу-де-Мендосе-и-Веге-де-Коммодоро, потому что имён у него самого — раз, два и обчёлся. Верный признак простолюдина. Не мудрено, что и должность начальника шахты ныне сродни лакейской. Производство — вот всё, чем способен заняться Ральф Стэнтон. Производство руды.

А к охране порядка — занятию аристократическому, наиболее склонен Херес-де-Мендоса-и-Вега-де-Коммодоро. Что справедливо, ведь силовые структуры — это типичная сфера занятия кшатриев.

Ральфу бы Стэнтону в эти структуры не лезть! Но, конечно же, лезет. Ибо считает, мечтатель, что Ближняя шахта — это его предприятие, только его. Хочет, плебейская рожа, продвинуть своих. Тех, на ком, как и на нём самом, история отдохнула. Их и зовут на него похоже. Вот, например, Барри Смит. Имя такое, каких не бывало у пэров. Происхождение — от наковальни, клещей, молотка. И вот это убожество прочить на место Хереса-де-Мендосы-и-Веги-де-Коммодоро? Это было бы очень смешно, если бы не было правдой.

Только Хересу-де-Мендосе-и-Веге-де-Коммодоро — всем его именам — придётся ещё посмеяться. А вот Смиту со Стэнтоном точно уже не смешно. Рано, гады, смеялись. Смеяться-то надо последним. Не пытаться перед другим проскочить по очереди. Выскочек жаль. Даже если ты жалости и не чувствуешь, всё равно пусть они лучше думают, что их жаль.

Ну а что? Их, по крайней-то мере, есть, за что пожалеть. Барри Смит уж давно и вполне окончательно был на шахте разжалован снова в простые стражники, а теперь ему, гниде, приходится свидетельствовать по делу — и добро бы свидетельствовать, как ты думаешь, знаешь и хочешь. Нет, свидетельства из него достаёт Призма Правдивости, да такие, что Стэнтону точно не поздоровится, так как Призма — она не стэнтонов человек.