Очаги сопротивления

— Точно. Потому люди скапливаются в гигантские городища-термитники, плодя новые дефициты и трения, а преступность и насилие растут, порождая еще большие репрессии. Наконец, по сведениям более осведомленных — тех, кто поступил недавно — уровень рождаемости опять ползет вверх, в основном из-за нынешнего влияния некоторых религиозных общин.

Ховик кивнул: — Я слышал, за аборты нынче смертная казнь.

— Не сомневаюсь. Классическое подтверждение моих слов. Каким-нибудь авторитарным правлением, может, удалось бы еще обойтись, если б только те, кто у власти, пытались как-то уладить положение. Они же вместо этого ввергают страну в немыслимые военные авантюры, вводят строгие ограничения на секс, цензуру и так далее — то, что один мой британский коллега назвал «слабоумной пидерсией», — 318-й пыхнул сигареткой. — Наш досточтимый президент, мне помнится, частенько говаривает, что нет в стране недостатка, какой нельзя устранить самоотверженным трудом и молитвой.

Некоторое время они, покуривая, сидели молча.

— Я не верующий, — сказал наконец старик, — но существует принцип, что силы действия и противодействия равны. Тем, кто создал это чудовище, следует помнить об этом — и трепетать.

С громким хлопком лопнула правая передняя шина, с присвистом при этом зашипев. К счастью, фургон находился на прямом пустынном участке дороги. Гриффин, ругнувшись, загнал машину на обочину и заглушил мотор. Посмотрел на напарника — тот смотрел на Гриффина.

— Падлы кусок, — процедил Гриффин.

— Это тот сучара с автостанции, — сообразил Чо. — Снимает колеса, ставит старые покрышки, а новые потом загоняет на черном рынке. Я все знаю, только не могу его подловить. — Напарники кисло оглядели окрестность: пустыня напоминала плоскую тарелку, отороченную зубчатым контуром гор вдали, на северо-западе. Ни домов на виду, ни строений. Дорога была не сказать чтобы очень уж проезжая; заключенных обычно перевозили по старым узким бетонкам, окольными путями, подальше от глаз.

— Ну, что, — проговорил наконец Гриффин, — надо ж менять колесо.

— Хер я те буду употевать с домкратом и ключом, на таком пекле! — сердито буркнул Чо. — Давай вытащим одного из этих.

— Ну, давай, — согласился Гриффин. — Вон тот здоровый жлоб вроде как подходит.

Услышав звук лопнувшей шины, Ховик понял, что это, видно, и есть тот единственный шанс. Когда машина останавливалась, он навалился на стенку, сопротивляясь крену, и услышал, как хлопнули дверцы кабины. Секунда, и вот оно: лайба чуть качнулась, освободившись от веса охранников. Пока те, огибая фургон, приближались к задним дверцам, Ховик успел спросить высокого парня, «политика»:

— Они потянут меня менять колесо. Поможешь?

Парень, помедлив немного под неотрывным взором светлых глаз, сказал:

— Хочешь, чтобы я устроил это… диверсию? Отвлечь их?

— Оно самое. — У парня по крайней мере хватило башки сразу сообразить, что к чему. — Может, что-то и получится, а может, и нет, рассусоливать над планом не время. Просто попробуй, отвлеки их внимание на секунду.

Двое других заключенных таращились на Ховика испуганными глазами.

— А из вас, двух пидоров, хоть кто вякнет — тогда молите Бога, чтоб меня убили скорее.

Коротко щелкнул замок, и задние дверцы фургона приотворились ровно настолько, чтобы мог протиснуться один человек.

— Здоровый, сюда! — на одной ноте, колючим голосом скомандовал охранник. — Остальные не двигаться!

Едва Ховик ступил на землю, кореец с силой захлопнул дверь и дернул, проверяя замок. Вот тебе и вся помощь со стороны. Краснорожий верзила-охранник сказал:

— Надо бы тебе сподобиться, кореш, сделать все это прямо в наручниках.

Запаска у машины находилась внизу, в специальном отделении. Вызволяя ее наружу, Ховик слегка ободрался и ругался, не переставая. Внимания на это, похоже, никто не обращал. Инструмент лежал в длинном ящике сбоку фургона. Ховик вынул домкрат, большой гаечный ключ, и принялся поднимать у машины переднюю ось. Зной ярился, домкрат то и дело соскальзывал. Ясно было, почему охранники не хотели делать эту работу сами. Солнце палило шею; пот, стекая по носу и лбу, жег глаза.

Кореец стоял с М-16 у заднего торца фургона, откуда можно было наблюдать за Ховиком и в то же время присматривать за шоссе. Другой охранник стоял со спины, целя своим 45-м Ховику в позвоночник; Ховик чувствовал, как тот за ним наблюдает. И что оружием сукин сын владеет неплохо, тоже чувствовалось. Один выстрел с такого расстояния из этой пушки, и в самый раз.

Тишину прерывали лишь жалобные завывания ветра да монотонный скрежет домкрата. Оба охранника молчали. У корейца догорела до фильтра сигарета. Окурок он выплюнул, не сняв даже пальца с М-16; зенки так и зыркают: Ховик, шоссе, Ховик, шоссе…

Колесо слегка приподнялось над гравием обочины. Ховик выбил из шины диск и с мнимой небрежностью положил возле себя. В его хромированной поверхности великолепно, как в зеркале, отражались оба охранника.

И тут вдруг внутри фургона что-то гулко стукнуло; кто-то пронзительно вякнул, и по меньшей мере одно тело грохнулось на пол. Фургон начал покачиваться на рессорах.