Если возвращаться к тематике этой книги, то стоит заметить, что на основании ее материала видна определенная динамика изменения отношения к эзотеризму и трансформация самого эзотеризма. В XIX и начале XX века он воспринимался как альтернатива традиционной религии, поэтому все формы нарождавшихся эзотерических учений пользовались равной популярностью, зачастую расценивались как некое абстрактное единство. Но этот протестный потенциал стал изживать себя уже к началу второй четверти XX века, что заметно по прозе Грабинского. Такие явления, как спиритизм, теософия и связанные с ней вариации (антропософия, учение Рерихов и т. п.), достаточно быстро были интегрированы в мейнстримную культуру, став ее фоном. Фактически культовая среда возникла вовсе не в 1960‐х, а тогда, когда спиритические и теософские идеи стали восприниматься как сами собой разумеющиеся, любопытные, но не приводящие разделяющего их к уникальной религиозной и идеологической идентификации. Это хорошо заметно по роли, которую теософская мифология сыграла для оформления гибрида техногенного и религиозного мировоззрений в истории о НЛО. Сейчас теософский след в этом процессе никем уже не ощущается, а ведь изначально именно он был формативным. Такие учения, как теософия или антропософия, несмотря на то что до сих пор существуют как локальные образования, к 1960‐м были поглощены мейнстримной культурой. Но были и другие типы учений, которые являлись протестными даже в отношении самого эзотеризма, их два. Телемизм и связанные с ним течения, обособление которых вызвано активным упором на ритуальную практику, сопровождаемую сомнительной с точки зрения морали того времени этикой и имплицитным антихристианским пафосом. И интегральный традиционализм, бескомпромиссное отрицание современности в котором автоматически выводило его в оппозицию всем иным стремящимся к гармонии с миром учениям, а радикальность идеологии сближала с политическим радикализмом. Оба учения сохранились как уникально-эзотерические и еще во второй половине XX века воспринимались заманчивой альтернативой массовым формам религиозности и культуры. Именно поэтому процесс активации контркультурных движений после 1960‐х связан с широким обращением к ним. Как удачно заметил Д. Тибет, «андеграунд интересовался маргинальными фигурами и маргинальными верованиями»540
. Именно поэтому после 1960‐х мы наблюдаем вторую фазу превращения эзотерических идей из подпольных в мейнстримные, но на этот раз процесс затрагивает не одни теософские движения, а весь комплекс современного и древнего эзотеризма. Во введении мы уже писали о бриколажной природе эзотеризма как формы религиозности; в процессе превращения ее в мейнстрим эта особенность также сыграла далеко не последнюю роль. В итоге мы получили новую картину религиозной жизни, в которой более нет четких границ, отделяющих традиционные представления от гетеродоксальных, да и разграничивающих сугубо религиозное от нерелигиозного. Одно очевидно: что эзотеризм играет в современной культуре такую роль, какой никогда до этого он не выполнял.Понятно, что на многие высказанные здесь обобщения можно возразить, хотя бы предположив, что в книге был подобран специальный материал, иллюстрирующий концепцию автора. Это отчасти справедливо, но любой автор для любого исследования вынужден подбирать подходящий материал. Обосновать, что выводы, представленные в нашей книге, сомнительны, можно, лишь аналогичным образом проанализировав альтернативный материал, приводящий к иным выводам.
Научное исследование должно давать пищу для размышлений. Надеемся, что нашей книге удалось это сделать и она послужит материалом для размышления о природе религии, культуры и их сложных взаимосвязях, а также поможет развеять некоторые предубеждения в отношении эзотерики.
Источники