Очарование темноты

— Унизительнее? — Спокойствие сменилось раздражительностью. — Для меня, мечтавшего создавать машины, не унизительно быть тележным инженером товарищества.

— Вы там бог и царь. Вы хозяин завода, Петя. Вам не к лицу притворство.

— Притворство? Я мог бы не продолжать. Но мне хочется почему-то объяснить вам, что я в товариществе получаю меньше, чем Столль у графини, чем наш общий знакомый, мой однокурсник Юлиан Донатов получает у заводчика Стрехова. И я не хочу большего. Деньги, вложенные моим отцом в оборудование завода, не мои деньги. Я ем заработанный мною хлеб. Я рабочий интеллигентного труда, и даже не интеллигентного. Посмотрите на мои руки. Они в ссадинах.

Эльза не хотела касаться имени Кати Иртеговой, но язык не послушался ее:

— Зачем вам, Петя, отцовские гроши при тысячах, которые просятся в вашу спальню…

Колесов побледнел:

— Я ударил бы вас, будь вы мужчиной. Я никогда не женюсь на деньгах, не продам своей свободы и своих убеждений. Не судите обо мне по… по нашим знакомым.

— Хорошо, не буду. Успокойтесь. Я не знала, что деньги могут быть помехой счастью. Лучше скажите: может быть, у вас найдется место и для меня? Я неразборчива и готова на любые услуги.

Она приблизилась к нему, пересев на диван рядом, Колесов сделал вид, что не заметил этого.

— Катя открывает четырехклассную школу. Хорошая оплата. Участие в прибылях товарищества. Разве плохо, Эльза, отдать себя детям?

— Пусть Катя отдается им.

— Она и без того вся в горении школой, в заботах о детях.

— А что ей остается еще? Когда кошке делать нечего, она лапки лижет, — переиначила Эльза мужичью поговорку.

Колесов пристально посмотрел на ухоженные руки Эльзы и обратил свое внимание на отполированные до блеска подрозовленные ногти:

— Праздные кошки не только лижут лапки, но и подкрашивают свои острые и хищные коготки.

Эльза на это горделиво заметила:

— Так поступали аристократические женщины еще в Древнем Египте и вавилонянки. Почему же не перенять и мне заботу о себе от блеска ногтей до белизны зубов. — Она улыбнулась и показала, как сверкающе белы ее зубы.

— У древних, между прочим, Эльза, была забота не об одной лишь внешней красоте. Они учились и учили постигать науки. Не повредило бы вам и это заимствование от вавилонян. Возвращать народу знания, полученные за его счет, святая и высокая обязанность каждого из нас. Павел, например, будет преподавать основы обработки материалов. Ваша сестра станет учить письму. Я — черчению. А вы… Вы могли бы заняться арифметикой.

— Почему же арифметикой?

— Вы так хорошо умеете считать, подсчитывать и решать сложные коммерческие задачи…

— Не спорю. Но счету я обучена начиная с тысячи. С четырехзначных чисел. Боюсь, что этот счет не пригодится тем, кто имеет дело только е копейками и грошами…

— Жаль, очень жаль, Эльза, что жизнь выучила вас только тысячному счету. Но, может быть, она. же пере-учит вас, и вы начнете уважать цифры без нулей… Особенно когда копеечные люди разительно удешевят телеги.

— Вы не великодушный человек, Петя! Вы и друзей способны превратить во врагов. Прощайте. Витасик, наверно, уже дожидается у ворот. Я обрадую его предложенным вами местом в Екатерининских конюшнях…

XIX

Оставшись один, взбудораженный Эльзой, Колесов не хотел думать ни о ней, ни о Кате и ни о самом себе, ни о своей неустроенной личной жизни. Нельзя заниматься ею теперь, в разгар осуществления планов. И если уже говорить положа руку на сердце, то изо всех ближе его душе маленькая Кармен — Таля Шутемова. Чужая отцу, она далека от расчетов, выгод и всего, омрачающего ее любовь к Пете. Она первозданно чиста, непосредственна, как и ее голос, чарующий всякого, для кого ни звени он.

Тале еще очень мало лет, и обратить внимание на нее теперь — значит обидеть Катю, потерять ее расположение, а с ним потерять и то, что помогает ему так успешно служить людям.

Да, не нужно поддаваться никаким соблазнам года два-три, до тех пор пока не сбудется задуманное. Телеги — всего лишь начало постепенного вытеснения шутемовых и внедрения новых предприятий, которые станут тоже выставками-школами для других. Тележный завод не самоцель, а наглядный пример, образец, который можно повторить и которым можно доказать, что любое предприятие способно стать народным, преуспевающим и побеждающим капитализм без бунтов, забастовок и следуемой за ними кары тюрьмами, каторгой, виселицами. И Павел Лутонин поймет то, чего нельзя не понять. Не сразу, но поймет, а пока нужно думать об уязвимом в телеге, об изнашиваемости осей и втулок колес. Трение — первый их враг. Поэтому нужно, чтобы изнашивалась не ось, которая стоит дорого, и не втулка колеса, которую не легко и не дешево сменить, а промежуточный вкладыш из металла более мягкого, стоящий копейки и заменяющийся другим в течение нескольких минут.