Очарование темноты

Выставка не пустовала. Сюда приезжали и далеко живущие от Лутони предприниматели, купцы, инженеры, побывал здесь и сам губернатор. Его принимал Петр Демидович. Скромно рассказывал, чего можно достичь при добросовестности заводчиков.

Губернатор остался доволен и выставкой, и обедом в его честь. Он отблагодарил товарищество лестной записью в книге отзывов знатных посетителей выставки. И обещал свое покровительство товариществу. Так он говорил, про себя же думал: «Поживем — увидим». Пока же товарищество не внушает никаких опасений «пагубного примера, угрожающего подражанием другим заводам, где рабочие захотят преобразовать их в трудовые товарищества и тем самым будут подстрекать на революционные действия», как писалось в одном из донесений. Встревоженный донесением, губернатор не через кого-то, а лично хотел увидеть «сие опасное новшество».

Обворожительная наследница богача Иртегова, образованный и скромный Колесов, придумавший новый способ эксплуатации, заинтересовывающий рабочих в прибылях, оправдывающий «проверку служением» Анатоль Мерцалов ничем не насторожили губернатора.

Колесов торжествовал.

XXI

С наступлением весны Петру Демидовичу уже окончательно нечего было делать на заводе товарищества. Цехи и отделения не нуждались в его усовершенствованиях и надзоре. Павел Лутонин, Корней Дятлов и отец вполне справлялись с налаженным производством. Торговля через почту на главном складе, открытых и открываемых складах не нуждалась в опеке. Бывший казначейский чиновник Немешаев исправно вел бухгалтерию. Завод вполне можно было отдать на самоуправление рабочим, в их собственность.

Одержимый деятельностью Петр Демидович оказался не у дел. Весенняя охота не долго занимала его. Отдохнув после напряженной зимы, он почувствовал тяжесть одиночества.

Катя Иртегова и он по-прежнему в добрых, дружеских отношениях. Петя убежден, что такими они и останутся до тех пор, пока не разбудит ее настоящий «принц», который представлялся ему человеком добрым и бескорыстным, для которого станет она радостью его жизни, а он — ее. Тогда Петр Колесов, может быть, подумает и о своем неизбежном, от которого не уходит никто.

Об этом же иногда думала Катя, не торопя чувств и желаний. Для нее все было предрешено давным-давно. В четырнадцать лет она верила предначертаниям судьбы и провидению, пославшему ей Петю. Теперь она верила в себя, в свои силы, верила, что Петя будет ее мужем и ничто, кроме смерти, не изменит и не перерешит предначертанного не судьбой, а ею, потому что она знает, что никто не может быть ближе ему, чем она. И он поймет это и полюбит ее.

Всему своя пора, и, если она для Кати наступит поздно, нужно ждать. Должное свершиться — свершится.

Весна возбудила в Пете с новой силой желание разрушать и создавать. Ему вспомнился разговор с рыжим мужиком, расхваливавшим телеги трудового товарищества. Он сказал, что если б такими же хорошими и дешевыми стали сани, сохи, бороны и прочая деревенская снасть, как бы молился мужик на Петра Демидовича Колесова.

Невольно возник в памяти надменный санный царек Адриан Коковании, строивший из себя боярина и подражавший какому-то вотчиннику грозненских времен во всем, начиная с шубы и разговора на «ты» со всяким, кто беднее его. Вспомнилась и встреча в доме Кати, когда Колесов был вынужден казаться покорным, зависимым, чтобы продать «себе в убыток» прибыльные телеги. Неплохо было бы теперь встретиться с Кокованиным и любезненько сказать ему, что трудовому товариществу захотелось посадить мужика на дешевые сани, как уже посадило оное оного на дешевую телегу, и так далее в том же духе и тем же древнерусским стилем.

«Интересно было бы, — размышлял Петя, лежа на диване, — полюбоваться при Кате, как завертелся бы бишуевский «Шуйский», как заюлил бы он, зная, что сани не телега и поставить их на станок можно за несколько недель. Наверняка у него есть санный «Дятлов», которого можно назначить санным управляющим и создать трудовое товарищество, объединив семьи кустарей кокованинской «вотчины».

Мать прервала Петю на самом интересном месте, а именно когда Коковании молил его, Колесова, взять отступные тысячи и сохранить ему его дело.

— Петрушенька, — сказала Лукерья Ивановна, — тебя беспременно хочет видеть сорокинский немец мыловар.

Колесов вскочил и пошел встретить Шварца.

— Что же вы, дорогой Симон Иоганнович, не приходите за своими копейками? Их набежало, наверно, за добрые две сотни.

— О, господин Колесов Петр Демидович, я не могу получайт за прохвостовый мазь деньги. Я есть человек со словом, и я не могу быть шульником.

Шварц уже лучше говорил по-русски, но ему стоило больших трудов находить слова, чтобы объяснить причину его ссоры с Леонтием Сорокиным. Ссора началась с тележной мази. Педантичный Шварц сказал сначала по-немецки, потом перевел на русский язык:

— У обмана есть много масок, но лицо у него есть одно — шульническое лицо.