В Тихой Лутоне стихийно расправились с ненавистным Столлем и приставом Качковым — их утопили в пруду.
На дорогах повалили лес, образовали оборонительные засеки, поставили сторожевые вооруженные отряды. Вышедшего из подполья Павла Лутонина избрали председателем Совета рабочих депутатов. Заводы назвали революционными товариществами, из которых должен был составиться революционный союз трудовых товариществ.
Екатерина Иртегова приняла революцию 1905 года KfiK предрешенный конец самодержавия, а вместе с ним и капитализма.
Из писем от лутонинских друзей она знала обо всем и обо всех и в том числе о Пете. Ему теперь не до нее. Он в огне революции, на Волге, в счастье борьбы, в радостях победы.
Время, переполненное событиями, мчалось неудержимо. Шумно в столице. Клокочет империя. Подымается деревня. Либералы и другие одержимые мелкобуржуазными идейками, как, например, тот же Мерцалов, верили в Думу, большевики использовали ее, как трибуну, как возможность легально бороться против капитализма.
Но самодержавие было еще сильно. Рабочий класс России закалялся в борьбе и готовился к новым решительным схваткам не только с царем, но и с капиталистами.
LV
В Петербурге Катю разыскал Геннадий Наумович Палицын.
Он появился у нее в новой личине.
— Ах-ах… — начал рассыпаться он, жалуясь на свой горький хлеб и тягостную миссию его профессии. — Как вы могли, Екатерина Алексеевна, пропустить срок очередного платежа выкупа завода по переписанному на ваше имя договору?
Иртегова, рассматривая потолстевшего, выглядевшего преуспевающим буржуа Палицына, ответила:
— Лутонинский завод взяли его настоящие хозяева.
— Но, к сожалению или к счастью, — следил Палицын за выражением лица Иртеговой, — «Фемида» не признала их таковыми. Варвара Федоровна продала мятежный завод смешанному акционерному обществу. Находясь в Париже, она доверила мне юридическое завершение продажи завода французам.
— Каким французам, Геннадий Наумович?
Палицын ответил со знанием дела:
— Две трети капиталов смешанного акционерного общества французские. Это очень могучее общество.
— За этим вы и приехали ко мне, господин Палицын? Разве в Лутоне перестала существовать почта? Зачем вам понадобилось быть конвертом?
— Вы остроумны и лаконичны, как всегда, Екатерина Алексеевна, — заюлил Палицын, меняя облик представительного буржуа на коммивояжерский. — Я и в самом деле не более чем конверт, куда вложено устное письмо, которое нельзя было доверить любознательной почте. Личное письмо.
— Тогда пусть оно присядет на это кресло и заговорит, — попросила Иртегова.
Палицын попросил разрешения курить, начал с давно известного. Сначала он напомнил, что Лутоня без Векши, как и Векша без Лутони, обречены на затухание. Затем он сказал, что в ближайшее время пройдет через Тихую Лутоню железная дорога и смешанному акционерному обществу не нужен будет дорогой векшенский металл.
Катя поняла, куда клонит Палицын, и опередила его:
— Какую сумму предлагает акционерное общество за Векшенские заводы в своем «устном письме»?
— Не меньшую, чем уплатили вы за выкупленные векселя господина Стрехова и по купчим за лес. Зачем теперь, это все вам, когда в Тихой Лутоне почти нет ва-. ших друзей? Одни на каторге, другие в ее преддверии… Для вас и тележный завод будет тяжелым напоминанием.
— Кто же хочет купить его?
— Эльза Патрикиевна, госпожа Кокованина. Она снова осталась вдовой. Ее мужу, Адриану Кузьмичу, не дали проснуться в постели… — глубоко вздохнул Палицын и сделал паузу, чтобы проверить, какое впечатление это произведет на Иртегову. — Положим, Кокованин сам виноват в своей смерти. Жестокая эксплуатация санников привела их в спальню Адриана Кузьмича… Суд народа в данном случае был судом божьим… Хотя и неизвестно, кто вершил суд.
— А Шутемовы избежали этого суда, Геннадий Наумович?
— Видимо, бог, не знаю, в каком он был в этот день мундире, — открыто иронизировал Палицын, — предупредил их, и они, кроме Эльзы Патрикиевны, не оказались дома…
— Оставив в нем его хозяина? — спросила Катя. — Не так ли?
— Пути господни неисповедимы, Екатерина Алексеевна, как и пути людские. Старику Матвею Ельникову достался счастливый путь. Он удачно скрылся после разгона съезда революционных товариществ, происходившего в Лутоне… А вот милейший и светлейший Петр Демидович… — Тут Палицыну снова было необходимо сделать глубокий вздох и паузу, чтобы решить, как действовать дальше.
Иртегова близка была к обмороку. Палицын, испугавшись, что его перенажим может привести к разрыву сердца и тогда так удачно начавшееся дело оборвется с ее жизнью, торопливо предупредил:
— Он жив, за это я ручаюсь. Но за дальнейшее ручаться не могу.
— Его арестовали?
Палицын помедлил. Пожал плечами. Развел руками.
— Все так таинственно, темно, опасно, что я, признаться, не мог быть чрезмерно любопытен. Я только слышал и не расспрашивал, боясь, что моя заинтересованность насторожит, и я из самых добрых побуждений мог бы повредить…