Очарованная

— Я не буду прикована к болту в полу посреди вашего бального зала, как какое-то дикое экзотическое животное, запертое в клетке для вашего развлечения.

Он медленно встал, раскрывая ширину своего туловища и длину мускулистых ног. В его движениях была нить и расчет, в том, как он неотрывно смотрел на меня, когда возвышался над моим скованным телом.

Я с опаской наблюдала, как его рука протянулась и мягко погладила меня по волосам.

— Экзотично, да, — мягко согласился он, перебирая прядь моих чернильных волос. — Дикая, я еще таких не видел, но я очень жду этого.

— Полагаю, мне следует поблагодарить тебя за то, что ты не сразу меня изнасиловал? Я усмехнулась.

Он уронил мою прядь волос, его губы скривились в брезгливой усмешке. — Ты можешь чувствовать себя животным, но я их не трахаю. Мой член будет внутри тебя, когда ты заработаешь право на ванну и перестанешь вонять, как домашний скот.

— Выпусти меня из этих цепей, и я с радостью приму ванну, — ответила я, потому что теперь, когда я узнала об этом, я почувствовала собственный запах.

Должно быть, я пролежала без сознания больше суток, чтобы они везли меня из Италии туда, где мы были, — в Англию.

Его улыбка была тонкой, из-за чего его покрытые щетиной щеки складывались в отвратительно привлекательные линии. — Ты узнаешь, моя Красавица, что это отношения отдачи и получения.

Он наклонился вперед, его руки метнулись, чтобы поймать мои соски в тугой хватке, а затем он потянул, напрягая мое тело вперед, чтобы уменьшить жгучее напряжение в моей недавно проколотой груди.

— Ты даешь, — зловеще прошептал он, скручивая мои соски, пока я не захныкала. — И я беру твое прекрасное тело. Тогда и только тогда я вознагражу тебя, и даже тогда я ожидаю, что ты примешь эти дары с огромной благодарностью. Он сделал паузу, его глаза были такими горячими на моих губах, что они казались ошпаренными горячим чаем. — Я могу только представить себе прекрасный звук слов «пожалуйста, Мастер» и «спасибо, Мастер», исходящий из этого пышного рта.

— Хорошо, потому что это произойдет только в твоем воображении, — процедила я сквозь стиснутые зубы, извиваясь в его хватке.

Улыбка Александра углубила морщины на его лице, заставив его казаться одновременно старше и моложе. — Вот так, Козима, — практически проворковал он. — Отдай себя мне. Позволь мне привести тебя к пропасти боли и через край в такое желание, о котором твой девственный разум не может даже мечтать.

— Никогда, — выдавила я, вырвавшись из его хватки и закричав от боли, когда я неуклюже растянулась на полу.

Когда я подняла взгляд, Александр стоял, его огромная фигура была одета в полностью черный костюм, который подчеркивал его зловещее обаяние.

Он пассивно смотрел на меня в моем позоре, голую и связанную, бунтующую без всякой надежды на революцию.

— Будь по-твоему, рабыня. Посмотрим, как долго ты продержишься.

Я находилась темноте более двух недель. Мое чувство времени искажалось без легкой и регулярной еды, без компании и часов. Все, что у меня было, это мои собственные мысли, чтобы скоротать время, и дикий людоед, сидящий в глубине моего желудка, вгрызающийся в слизистую оболочку острыми ядовитыми зубами.

Кормили меня каждые два дня. Хлеб и холодную ветчину кто-то шлепал на тарелку, которая время от времени появлялась, когда я просыпалась. Я никогда не ела так мало и никогда так не переживала из-за этого, даже в те дни, когда боролась с расстройством пищевого поведения.

Там также была вода. Грязная и теплая, она была налита в фарфоровую миску на самом краю окружности пространства, позволенного мне цепью. Там никогда не было достаточно мелкого пруда, который едва утолял мою злую жажду.

Это было умно.

Я была беспокойна из-за недостатка движения, голодна до постоянной боли и близка к бреду.

Они закрыли ставни на массивных окнах и приглушили отопление, так что я могла видеть облако своего дыхания в зимнем воздухе, когда я свернулась калачиком, дрожа от страданий и не в состоянии нормально спать.

В качестве туалета я использовала ведро, и, слава богу за малые милости, оно регулярно опорожнялось всякий раз, когда мне удавалось поспать несколько часов.

Две недели.

Я не была уверена, было ли это похвально или глупо. Все, что мне нужно было сделать, это отдаться моей новой реальности, и я была бы свободна от этой позолоченной комнаты ужасов, могла есть настоящую еду и пить больше, чем немного прохладной воды.

Буду свободна снова быть собой.

Я была заперта в темноте, но это было больше, чем отсутствие света. Это была чернота моего одиночества, квантовая дыра в центре моей души, которая медленно высасывала все, что делало меня собой.

Я попыталась написать энциклопедию фактов о Козиме, чтобы укрепить свое ощущение себя в ночном хаосе, который стал моей жизнью.

Козима Рут Ломбарди.

Родилась 24 августа 1998 года в Неаполе, Италия, в семье Каприс Марии Ломбарди и Шеймуса Патрика Мура.

Моим любимым цветом был винно-красный, заключенный в бокал и выдержанный при ярком, теплом свете свечи.