Очарованная (ЛП)

Через несколько мгновений, когда жесткие пальцы вцепились в тонкую ткань его куртки, а ноги беспомощно ныли, пытаясь двигаться в правильном направлении, я достаточно расслабилась, чтобы довериться ему.

— Вот так, моя Красавица, — сказал он, затем взял мою мочку уха в рот. —Расслабься в моих объятиях и покажи всем, какой я счастливый человек сегодня вечером.

Я еще больше растворилась в его объятиях, мое тело было подобно воску, когда я приняла его форму и приспособилась к его шагам. Мы кружились по мраморному залу, а Лондонский оркестр играл изысканную музыку, которая взмывала в сводчатые потолки и кружилась под моим платьем.

—Ты сейчас счастлива? — спросил меня Александр, и я поняла, что он хотел пошутить со мной, но его тон стал слишком мрачным.

—Ты заботишься? — спросила я, опуская голову на плечи, чтобы увидеть, как цвета фрески смешиваются, как палитра художника, когда мы вращаемся вокруг других пар.

Когда я оглянулась на Александра, он хмуро посмотрел на меня, как будто я его обидела.

—Да, — признал он, — да, знаю.

—Тогда да. Я счастлива, — сказала я ему. —На данный момент.

И теперь мне надо было все, что когда-либо будет.

— Мне нужно в туалет, — сказала я ему, вырываясь из его рук так быстро, что он не успел схватить меня. —Я скоро вернусь.

Я подхватила шлейф своего облегающего платья и рванула так элегантно и быстро, как только могла, сквозь толпу к широкой лестнице, где внизу дежурил слуга.

Я спросила у него дорогу, и он провел меня в дамскую комнату наверху лестницы слева. Мгновенно я опорожнила свой тошнотворный желудок в туалете, меня вырвало так сильно, что слезы выступили у меня на глазах. Я на мгновение оперлась щекой о фарфор, чтобы восстановить дыхание, когда мой живот перевернулся, а затем успокоился.

Я не была уверена, беременна я или нет, но внезапный приступ тошноты был достаточной причиной для беспокойства. Тот же врач, который проводил мне медосмотр в Италии, каждые три месяца посещал меня в Перл-холле, чтобы осмотреть меня и сделать прививку вместо противозачаточных средств.

Я должна была быть застрахована, мой риск беременности был совершенно невероятным.

Но я не была уверена в этих вещах. Я даже не была тем, кто выбирал форму контроля над рождаемостью.

Мое лицо было влажным от нервного пота, когда я смотрела на себя в зеркало, но в остальном мои волосы и макияж оставались совершенно нетронутыми.

— Не влюбляйся в него, Козима Рут Ломбарди, — строго сказала я своему отражению. —Ты гормональная и сумасшедшая, и ты абсолютно не влюбляешься в человека, который тебя купил.

Моя напутственная речь закончилась, я плеснула холодной водой на запястья и вышла в холл. Оркестр теперь играл что-то более строгое, что-то с укусом и щелканьем, как гончие, кусающие за пятки лису во время погони.

Я остановилась наверху лестницы, чтобы на мгновение понаблюдать за красочным, ярким бриллиантным празднеством, чувствуя в моем сердце тоску по желтой, как моча, простоте Неаполя.

Бессознательно я искала глазами Александра в комнате, и я обнаружила, что он уже смотрит на меня, хмурясь, глядя через длинную комнату.

Я подняла ногу, чтобы начать спуск, занятая мыслями о том, чтобы объяснить Александру мою поспешность и то, как я собираюсь попросить миссис Уайт — теперь, когда она уже подозревала, — купить мне в аптеке тест на беременность.

Так что я была совершенно не готова, когда сзади появились две руки и с грубой силой толкнули меня вниз по двухэтажной лестнице.

Не было времени прийти в себя, схватиться за скользкие мраморные перила или удержаться на высоких каблуках.

Я могла только упасть.

Мое тело обмякло после того, как я ударилась о лестницу в первый раз, мой затылок так сильно ударился о камень, что звук эхом отдавался в моих ушах на протяжении всего пути вниз по лестнице, когда я снова и снова падала головой вниз, пока, наконец, не достигла дна.

В ушах звенело, но я не могла открыть глаза, чтобы проверить, был ли это все еще играющий оркестр или продолжающийся рикошет моей головы, неоднократно ударявшейся о землю. Что-то мокрое скользнуло по моему лицу, но я не могла понять, как заставить свою руку чувствовать, кровь это или слезы.

Парализующая боль пронзила мой живот, как треснувший пластик, настолько невыносимая, что я сжала свое тело до синяков, пытаясь уменьшить ее тяжесть.

Внезапно в мой нос ударил запах кедра и сосны и мягкое давление на голову сбоку, когда кто-то попытался заговорить со мной сквозь надвигающуюся тьму моего разума.

— Ксан, — пробормотала я, прежде чем потерять сознание. —Убедись, что ты спас нашего ребенка.

Когда я проснулась, кто-то кричал.

Децибел врезался мне в виски, словно колья, вбитые в землю.

Я попыталась открыть рот, чтобы пожаловаться, но мой голос замер, словно порхающая бабочка в горле.

И тогда шум просочился сквозь туман дремоты и боли, чтобы по-настоящему проникнуть.

Это был Ксан, и он кричал на кого-то.

— Кто, черт возьми, тебя на это подтолкнул?

С огромным усилием я открыла глаза и прищурилась от яркого света, который ослеплял мое зрение даже в темной комнате.