– Да, – ответила мать после нескольких секунд тишины. – Боюсь, что это правда. Хоть и не знаю, когда это случится и что за болезнь к ней придет.
– Но… разве мы не должны попытаться это изменить? Мне нравится наша королева. Я встречала ее всего пару раз, но у нее такой сладкий голос – как мед! И улыбка добрая. Я не хочу, чтобы она умирала.
Мать вздохнула, все еще стоя ко мне спиной. И когда она заговорила, ее голос дрожал от слез.
– Если к тебе пришло видение… это значит, что уже поздно что-либо менять.
Я никогда не узнаю, лгала она мне или просто рассказывала известную ей правду. И моя мать, и ее мать, и мать ее матери – все они заглушали свои видения, не пытались их использовать, или понять, или манипулировать ими. У них не было Нимуэ, которая могла объяснить им природу видений, рассказать, что некоторые из них словно высечены в камне, но другие переменчивы, как морские течения.
Впрочем, это не имело значения. В тот раз я ей поверила.
– Пей лекарство, Элейн, и постарайся заснуть, – велела мне мать. – Утро вечера мудренее.
С тех пор прошло больше двух лет, но лучше мне так и не стало. Мама отказывалась об этом говорить и после смерти королевы. А я держала слово: никому не рассказывала о том, что видела, даже когда меня начали называть безумной. Как и просила мама, я отпивала из той бутылки каждый вечер и предупреждала ее, когда запасы заканчивались.
Я всегда слушалась маму.
А потом перестала. В тот миг, когда нарушила свое обещание и рассказала обо всем Моргане.
– На Авалоне есть провидцы, – сообщила Моргана, когда я закончила свой рассказ, куда более спокойным тоном, чем я даже могла предположить.
Я только что рассказала ей о моменте, который изменил всю мою жизнь, а она отреагировала так, словно мы с ней говорили о погоде. Словно это не проклятие, а просто любопытная способность.
– Правда, немного. Это редкий дар, – продолжила Моргана. – Видения пришли к тебе вместе с первой кровью?
Вопрос застал меня врасплох, и я покраснела. А потом кивнула.
– Через день или два, – призналась я.
И вспомнила бледно-розовое платье, второй завтрак и боль в животе… я думала, вдруг случайно съела что-то гнилое. Внутренняя сторона бедра была мокрой, но я списала все на пот. Я попросилась на выход, поднялась с места… и комната взорвалась оглушительным смехом при виде красного пятна на моей юбке.
– Так оно обычно и случается. С моей магией, по крайней мере, было так же. Замечала с тех пор какие-нибудь изменения? В своих видениях, в зависимости от цикла? – совсем не стесняясь спросила меня Моргана.
Я пожала плечами.
– Возможно? Сложно сказать. Лекарство работает, как мама и говорила, но… теперь, когда ты об этом упомянула, полагаю, спится мне всегда хуже. Я думала, что только из-за боли.
А не рассказать ли ей о моих снах с водой – они тоже ухудшались в те самые дни цикла, – но я не проронила ни звука. Если я произнесу это вслух, то слова мои лишь добавят кошмару силы. А этого мне не хотелось.
– Ты что, в самом деле принимаешь это лекарство? – в голосе Морганы прорезалась тревога. – Каждый вечер?
Я нахмурилась.
– Мама сказала, это важно.
Моргана чуть наклонилась ко мне.
– Но разве тебе не любопытно? Что, если ты увидишь, как завтра упадешь с лестницы и сломаешь шею?
– Но мама сказала…
– Да-да, знаю я, что сказала тебе мать. – Моргана вздохнула и покачала головой. – Но она ведь не всезнающа, так?
Об этом я никогда не задумывалась. До того момента я и предположить не могла, будто моей матери может быть что-то неизвестно. Разве не поэтому она устанавливала столько правил? Не поэтому всегда осторожничала? Она наверняка знала о том, о чем мне не довелось.
– Ты ведь не во всем ее слушаешься, не правда ли? – продолжила Моргана, внимательно следя за выражением моего лица.
Это звучало довольно безобидно, но уголки ее рта приподнялись, словно на самом деле это был не вопрос, а вызов.
– А ты свою? – спросила я прежде, чем успела об этом подумать. Память о королеве была еще слишком свежа в моей голове.
Улыбка Морганы не дрогнула, но она прищурилась и спокойно произнесла:
– Игрейн была матерью Моргаузы и Артура. Но я никогда не считала ее своей. Она всегда больше любила Моргаузу и никак этого не скрывала. Меня это не особо расстраивало, ведь я была любимицей отца, в тот год, что мы прожили вместе. Так мне рассказывали – сама я не помню. Ты о нем вряд ли что-то слышала – после войны никто не поминает неудачников. Отец любил меня, потому что знал: во мне течет его кровь, – продолжала Моргана. – Мать меня боялась – по тем же причинам, почему и все в этом проклятом месте. Поэтому они боятся и тебя тоже.
Она кивнула в мою сторону, чего я совсем не ожидала.
– Меня никто не боится. – От одной мысли мне хотелось рассмеяться. – Они смеются за моей спиной. Обзывают меня и…