Очарованная призраками

– Ничего с ними не случится. Все подумают, будто мы быстро сдружились и я практически утащила тебя на Авалон. А это будет значить, что Утер выделит твою семью из остальных. Братьям твоим достанутся титулы и земли, если все разыг-рать как следует.

– Но моя мать… – протянула я.

– Она немного безумна, Элейн, – осторожно произнесла Моргана. – Я бы не удивилась, если бы в этом было виновато лекарство. Ваш дар нельзя заглушать. Это не здоро́во – ни для нее, ни для тебя.

 Об этом я никогда не думала. Но мнение свое не поменяла. Однако в ту секунду меня одолели сомнения, и Моргана это заметила.

– Не принимай сегодня свое зелье, – почти умоляюще попросила она. – Через два дня я уеду, сразу после деньрожденческого пира. Не пей лекарство, и, если к тому моменту ты не передумаешь, я пойму. Но это важный выбор, и тебе не стоит делать его так просто.

– Моргана…

– Пообещай мне, – перебила она. – Две ночи. Справишься?

 Оглядываясь назад, я понимаю, что выбора у меня на самом деле и не было. Отказывать Моргане я никогда не умела.

7

Дождь будет таким сильным, что каждая капля вопьется в кожу, словно крошечный ледяной кинжал. Уши заложит какофонией волн. Каждые несколько ударов сердца в вышине станет ухать гром, словно военные барабаны. Словно смерть. Я побегу по влажному песку, оставляя глубокие следы, и буду бежать до тех пор, пока ноги не заноют от боли. Но я не остановлюсь, потому что мне нельзя останавливаться. Если я замру хоть на секунду, то потеряю все.

 Передо мной поднимутся скалы – острые, изрезанные, с кучей ниш, в которых смогли бы поместиться целые дома. Когда я подбегу к ним достаточно близко, то увижу его: огромный, выдающийся над шумной водой камень, на котором замрет темная фигура в капюшоне, деревянным посохом помешивающая что-то в котле. Я узнаю ее лицо, освещенное на мгновение вспышкой молнии.

– Моргана! – Этот голос мой, но в то же время чужой. Слишком взрослый, слишком громкий и неуверенный.

– Моргана, остановись!

 Даже если она услышит меня, то не подаст виду – продолжит мешать свое варево, не отрывая от него внимательного взгляда. Я начну карабкаться к ней, хватаясь за грубую поверхность камня, обрезая ладони и ступни до крови… это меня не остановит. Я перелезу через край и увижу, как она закинет в котел кусок белой ткани, вымоченной в темной крови, и вновь помешает.

– Моргана, – повторю я, пытаясь отдышаться и поднимаясь на ноги. – Ты не можешь этого сделать. Они – наше племя.

 Ее фиолетовые глаза поймают мои, и я вдруг с ужасом пойму, насколько она взрослая – прошло лет десять, но из-за впалых щек и уставшего взгляда она выглядит еще старше.

– Нет. Не наше, – ответит она.

 Ее резкие слова будут сочиться тьмой и холодом. Смертью. Она продолжит мешать, но по лицу ее покатятся слезы, а губы сожмутся в тонкую линию. Руки задрожат, но не выпустят посох.

– И если я этого не сделаю… то кто же тогда сделает? – Она поднимет на меня пустой взгляд. – Ты, Эл?

 По коже побегут мурашки. Я захочу ей помочь, но лишь продолжу наблюдать за ее работой. Когда она достанет из котла ткань, та снова будет белой – на самом деле это рубашка. Такие носили под доспехами на шалотских турнирах мои братья и отец. Моргана бросит в меня ею, и я поймаю ее. Рубашка будет сухой, но я совсем этому не удивлюсь.

– Побудь хоть немного полезной, ночь будет длинная, – скажет Моргана.

– Завтрашний день будет еще дольше, – предостерегу я, но послушаюсь и аккуратно сложу рубашку себе под ноги.

 На несколько мгновений повиснет мучительная тишина. Я не сразу замечу, что тоже плачу. Каждый раскат грома эхом станет отражаться в моей голове. Я стисну руки, впиваясь ногтями в кожу до крови.

 Я должна ее остановить. Но я не могу.

 Это вне моих сил.

– Как ты это делаешь? – спрошу я так тихо, что не буду уверена, услышала ли она меня.

 Но она услышит. И не переспросит.

– Стараюсь не думать, – прохрипит она. – Об именах и лицах. Только о рубашках. Только о чистоте.

 Я посмотрю на кучи одежды, которые ждут своей очереди, – каждая еще выше, еще алее предыдущей. Кто-то должен делать эту работу.

 Моргана снова потянется вперед и вытащит белую рубашку, которая ничем не будет отличаться от остальных… но только на первый взгляд.

 Из моего горла вырвется незнакомый, чужеродный крик, и я подбегу к Моргане, попытаюсь выхватить одежду из ее рук.

– Нет! – прорыдаю я и потяну за ткань. Почувствую, как натягиваются швы, сделанные моей рукой. – Только не он, нет, Моргана, прошу! Кто угодно, только не он.

 Она выпустит из рук посох и обнимет меня, прижмет к себе, прямо к шее, и будет выводить по спине успокаивающие круги.

– Элейн, – прошепчет она, – ты ведь знаешь, все уже решено.

 Я попытаюсь вырваться из ее объятий, но она будет держать меня крепко.

– Не забирай его! – И мой голос сломается.

– Он сделал свой выбор, – прошепчет она мне на ухо. – И вот куда он его привел.

 Я прижму рубашку к груди, рыдая, а Моргана прижмет меня к себе. Потеря ударит по мне сразу же, и в груди зазияет дыра. Я не выдержу. Я и так отдала этому миру слишком много и не могу отдать ему еще и его.