– Ваших советников. – Мордред усмехается, и с него слетает маска элегантности. – Ваши советники – леди, склонная к безумию, трусливая ведьма, не выходящая из башни, и один из наших врагов.
– Не думал, что я прихожусь кому-то врагом, милорд, – замечает Ланселот, едва сдерживая смех. – Если вы о войне с Авалоном, то я родился в самом ее конце. И на Авалоне меня воспитывали, так что я не стал бы оскорблять женщин безо всякой причины. Слышал я, что Альбион – благородное место, но, похоже, я ошибался.
Ланселот не повышает голоса, но лицо Мордреда краснеет от гнева. Я не успеваю ничего сказать – Моргауза подает голос.
– А я всегда думала, что для фейри двадцать лет – это совсем немного, – протягивает она. – Многие в Альбионе думают, что заключенный в конце войны мир для фейри не более чем детское обещание. Что они лгут и выжидают своего часа. Что они специально вырастили человеческого короля, чтобы тот был их пешкой. Ради мести.
Она замолкает, проводит пальцем по краю бокала, а потом ее глаза останавливаются на мне, и она растягивает губы в улыбке.
– И, кажется, у Альбиона и Авалона очень разные понятия о женственности.
– Достаточно. – Голос Артура звучит в зале как раскат грома – удивительно, как такое скрывалось в его неловком теле. – Я не собираюсь выслушивать пренебрежительные речи в отношении любого из моих советников. Даже от семьи.
По шее моей бегут мурашки, и мне так сильно хочется заткнуть ему рот ладонью, ведь Артур делает именно то, чего они от него и хотят. На Авалоне я бы так и сделала, но здесь я могу только стиснуть зубы и впиться пальцами в ручки своего стула, дождаясь, когда все это закончится.
Мордред усмехается и тоже проводит пальцем по краю своего кубка, а потом поднимает на Артура сияющие глаза.
– Слова истинного героя фейри, – замечает он.
Я почти ожидаю, что Артур рявкнет, выкинет все свое королевское спокойствие в окно, перепрыгнет через стол и ударит Мордреда. Но вместо этого он делает глубокий вдох.
– Слова будущего короля страны, в которой живут и люди, и фейри, а также те, кто принадлежит к обоим народам. Я не собираюсь быть королем людей. Но и королем фейри тоже. Я намереваюсь стать королем Альбиона и всех, кто называет его своим домом. В противном случае мы можем… нет, мы совершенно точно снова будем воевать. Вот почему, лорд Мордред, отец отослал меня на Авалон: чтобы я побывал в обеих частях страны. Чтобы знал, как править всеми. И ты права, сестра, – добавляет он, обращаясь к Моргаузе. – У фейри – долгая память. И если снова разразится война, они сотрут нас с лица земли. И я не собираюсь этого допустить.
Над столом повисает тишина, и ее не прерывают до самого конца ужина. Но живот у меня от волнения скрутило, и кусок в горло не лез. Когда подают десертное вино, Мордред выпивает его одним глотком, а потом бьет кубком о стол с такой силой, что я боюсь, как бы не осталось отметины.
– Ты торопишься, братец, – заключает Мордред. – Осталось два испытания. Последние батальоны, что мы отправили с Лионесс, не вернулись. На твоем месте я бы не выбирал наряд для коронации… может, тебе больше пригодится саван.
Ужин, наконец, заканчивается, и все расходятся, но Ланселот задерживается. И внезапно эта просторная зала кажется мне такой маленькой: ее стены практически сжимаются вокруг меня. Скоро сюда придут слуги, чтобы убрать со стола, но я начинаю сама собирать тарелки, кубки – лишь бы не остаться с Ланселотом лицом к лицу.
Одно дело – общаться с ним в присутствии Артура. Так мы – просто группа друзей, и он не станет говорить лишнего. Но один на один? С бегущими по моим венам вином, яростью и страхом перед тем, что ожидает нас в Лионессе? Это уже совсем другая история.
Он накрывает мою руку ладонью – прямо поверх тарелки, которую я сжимаю, и я роняю ее. Она раскалывается на сотни золотистых осколков.
– Прости, – извиняется Ланселот. – Я не хотел…
Он замолкает и наклоняется, чтобы собрать обломки. Я наблюдаю за ним и вдруг понимаю: он нервничает так же сильно, как и я. Вечно собранный Ланселот, который никогда не запинается в разговорах и почти не извиняется, – и вдруг разволновался.
– Осторожнее, острые… – предупреждаю я, и он тут же шипит от боли и роняет осколок.
На его пальце проявляется красная линия, и он сжимает ладонь.
Я нахожу чистую салфетку и опускаюсь рядом, вытягиваю руку… Через мгновение он подает мне свою, и я аккуратно накрываю рану.
– Царапина, – мягко произношу я. – К завтрашнему дню придешь в норму. А может, и сегодня, с твоей-то кровью фейри.
Он отвечает не сразу, а потом хмурит брови.
– То, что сказал Мордред…
Я закусываю губу.
– Мне жаль, но он в своих подозрениях не одинок. На это понадобится время, но они к тебе привыкнут.
Он криво улыбается.
– Я не про его нападки. Почему он тебя так назвал?
Я отвожу взгляд. У меня пылают щеки. Легко забыть, что Ланселот не знал меня в детстве. Не знал, какой меня видел Камелот.
Он тихонько смеется.