Очарованная вальсом

Но теперь Ричард знал, что никогда больше не позволит себе быть втянутым в чьи бы то ни было интриги, а особенно в тайные замыслы царя Александра против Клеменса Меттерниха, австрийского министра, а проще говоря — политического монстра Европы: он подчинял своему обаянию и обескураживал, приближал к себе нужную ему фигуру, затем отдалял ее, обдавал лютым холодом и согревал, воодушевляя, лишал надежды и вознаграждал…

Ричард нагляделся на все это и твердо решил, что, даже рискуя потерять положение царского гостя, он должен сказать всему этому «нет». О своем решении он обязательно доложит Александру, но первой о нем должна узнать Ванда. Ведь именно ее столько времени он обманывал, так что он был перед нею в долгу, если не сказать больше.

К тому времени как Ричард оделся и был готов к выходу, ему передали, что его ожидает царь. Скрепя сердце он вынужден был сопровождать Александра, вознамерившегося нанести визиты другим государям, дабы обменяться с ними впечатлениями и комментариями по поводу вчерашнего дня, а попросту посудачить на высшем уровне, перемыть косточки видным фигурам, как знатным, так и просто знаменитым.

Ричард должен был участвовать и в назначенной на сегодня санной прогулке. Выпавший ночью снег сменился довольно крепким морозцем, но толпа на Йозефплац собралась немалая — это было еще одно прелюбопытное зрелище: ярко раскрашенные сани, покрытые позолотой, с бархатными зелеными подушками, аристократы в мехах и драгоценностях, украшенные серебряными колокольчиками лошади. Язычки колокольчиков были в виде герба австрийского императорского дома.

Едва все расселись, взыграли трубы, и процессия тронулась. Впереди следовал кавалерийский эскорт и запряженные шестеркой лошадей большие сани с трубачами и барабанщиками. Медленно проследовав по главным, запруженным зеваками улицам Вены, санный поезд выехал за город и веселым галопом понесся по дороге, ведущей к Шенбруннскому дворцу.

На передних санях сидели австрийский император Франц и русская императрица — на ней красовалась шляпа с алмазным плюмажем и зеленый бархатный плащ, подбитый горностаем.

Ричард предполагал, что окажется в одних санях с Екатериной, но обнаружил рядом с собой графиню Софию Жичи, которая, как поговаривали, страстно хотела заполучить в поклонники русского государя. Правда, последний был настолько увлечен ее золовкой, что едва обратил на Софию внимание, разве что дал ей прозвище — Блестящая Пустышка. Вряд ли это можно было счесть комплиментом, если вспомнить титул Селеста — «небесная», — которым он наградил Юлию. Хотя в список седоков санной прогулки Софию все же включили — вероятно, за ее умение поддержать оживленный разговор в любой компании. Александр напрасно будет тратить время, если продолжит обхаживать Юлию, сердце которой, как многим известно, отдано другому, подумалось Ричарду. Русскому государю лучше переключиться на Софию — очень хорошенькую, на все готовую.

Вот и Шенбрунн. Сани выстроились вокруг замерзшего озера, превращенного нынче в каток. Любители поскользить по льду на коньках с наслаждением предавались сему развлечению, облаченные в яркие национальные костюмы стран Северной Европы.

В последнее время Ричард, подсознательно ища глазами Ванду, стал даже злиться на себя за то, что эта девушка стала его навязчивой идеей. Вот и сейчас, едва они прибыли в конечный пункт санного променада, он принялся обшаривать глазами присутствующих.

Слуги принялись разносить горячие напитки тем из гостей, кто решил не присоединяться к катающимся на льду и остаться в санях. Ричард взял с подноса бокал и передал его графине.

— Выпьем за ваши мысли? — мягко спросила она.

Тут Ричард сообразил, насколько он был неучтив во время прогулки.

— Простите меня, — сокрушенно покаялся он. — Я действительно погрузился в мысли о своих заботах, вместо того чтобы развлекать вас в дороге.

— Вы, наверное, влюблены, — просто отвечала она. — Признаки этой болезни мне хорошо знакомы.

— Странно, но тот же вопрос я задаю самому себе. Я влюблен? Возможно ли такое со мной?

— Ответ вам может дать лишь ваше сердце, — молвила графиня.

— Боюсь, что не могу верить своему сердцу, — грустно отозвался Ричард.

— Тогда поверьте мне, — улыбнулась она. — Моя интуиция подсказывает мне, что вы влюблены, и, возможно, впервые в жизни.

— Почему вы так решили? — спросил Ричард, немало удивленный.

— Возможно, во мне иногда просыпается дар ясновидящей, — отвечала София. — В вашем лице есть нечто, что подсказывает мне, что вы на пороге чего-то столь удивительного, что это кажется вам не реальностью, но игрой воображения.

— А я пью за ваши прекрасные глаза, — с воодушевлением возгласил Ричард, поднимая бокал, — и думаю, лучше мне стало от ваших слов или хуже.

Во всяком случае, слова Софии оказали сильное влияние на него, и к тому времени, как санный праздник закончился и трубы вновь взревели, давая сигнал к возвращению в Вену, он страстно, как никогда в жизни, желал увидеть Ванду.