Очарованный (СИ)

Мне пришлось поверить, что все, что я узнала в ходе своих испытаний, привело меня к этому моменту, моменту, когда я перехитрила самого умного и самого жестокого человека, которого я когда-либо знала, и… я посмотрела на поднос с чаем, который держала в руках с маковым чаем — пусть он отведает своего собственного яда.

Козима

В столовой было темнее, чем когда-либо прежде, ее освещал лишь слабый золотистый свет, исходивший от десятков сверкающих канделябров, расставленных по всей комнате. В результате вся позолоченная комната напоминала потускневший сундук с сокровищами, наполненный бесценными безделушками и бриллиантами, накопленными за столетия семьей Дэвенпорт. То, как Ноэль посмотрел на меня, когда я вошла в длинный узкий зал, заставило меня почувствовать себя самым дорогим сокровищем из всех.

В его глазах светилось великолепие, а плечи, облаченные в пиджак, сшитый на заказ, были самодовольно напряжены, что передавало его злобное волнение.

Ему не терпелось сделать последние ходы в этой своей игре. Я была последней фигурой, оставшейся на доске, пешкой, которая каким-то образом вернулась ферзем. Он получал такое извращенное удовольствие, убивая меня, и я знала, что это чувство превосходит его раздражение по поводу моей стойкости.

Роджера не было, и его отсутствие беспокоило меня. Словно мать с ребенком, я чувствовала себя спокойнее, когда он был на виду, потому что кто знал, чем он будет заниматься без присмотра.

— Рут, — позвал Ноэль, чтобы я услышала эхо его голоса в верхнем зале. — Приди к своему Хозяину и представься.

Каждый шаг был тяжел от страха, но я добралась до него без рвоты. Он был настолько коварно умен, Ноэль, что воссоздал каждую сцену моей капитуляции перед Ксаном. Это смутило меня настолько, что мое тело и разум начали тошнотворно раскачиваться, потеряв равновесие, как у новичка на корабле.

— Она выглядит как королева, но она пешка, — счастливо пробормотал Ноэль, глядя на меня рядом с ним, согнутые колени, склоненная голова, руки сжаты вместе, как будто в молитве к нему. — А теперь покорми меня.

Так я и сделала.

Я попыталась освободить свой разум от мыслей и сосредоточиться на звуке своего дыхания, входящего и выходящего из моего тела, но Ноэль позаботился о том, чтобы я была активной участницей его ужина. Он гудел вокруг моих пальцев, посасывая кончики и покусывая подушечки, пока я руками передавала еду из тарелки ему в рот. В какой-то момент он прижал мою свободную руку к растущей эрекции, зажатой под его брюками костюма, и я так вздрогнула от отвращения, что уронила корнуоллскую курицу ему на брюки.

Он заставил меня съесть это у него на коленях, не используя рук.

Когда я пришла в себя, колени дрожали, а из глаз текли слезы, тарелки с обедом убрали, а чайный сервиз поставили на буфет. Я проглотила густую желчь, скопившуюся на языке, и собралась встать за чаем.

— Ползи, — потребовал Ноэль, откинувшись на спинку своего троноподобного кресла и наблюдая за мной.

Я поползла.

Мой разум был занят вопросами, которые я задам Ноэлю, как только он напьется чаем.

Ответы, которые Александр заслужил всей своей жизнью, но так и не получил.

Если он действительно умер, самое меньшее, что я могла бы сделать, это собрать их для нас обоих.

Старинный сине-белый чайный сервиз «Спод» дребезжал на серебряном подносе, когда я стояла и сжимала его в трясущихся руках. Я была настолько переполнена бурным коктейлем реакций, что не могла расшифровать свой собственный эмоциональный ландшафт.

Единственное, что я знала, было это.

Если бы мне пришлось прожить еще один день в цепях рабства Ноэля, я бы покончила с собой.

Но не раньше, чем я бы убила его.

Я мило улыбнулась ему в лицо, поставив перед ним чайный сервиз, выставив свою грудь под его развратный взгляд в тонком белом кружеве и шифоновом корсете, который я носила. С черными кандалами на запястьях, шее и лодыжках я выглядела как девственная шлюха.

Ноэлю это нравилось.

Его глаза потемнели от удовольствия, зрачки расширились, обнажая холодный, бездонный центр его развращенности.

Ему нравилось видеть, как я трясусь и дрожу.

Ему нравилось смотреть, как я двигаюсь, каждое мое действие управлялось его словами.

Я повернулась к нему бедрами, показывая изгиб своей задницы и изгиб позвоночника, чтобы его рука могла скользнуть вниз. Его глаза сузились, когда он воспользовался моим положением, подозрительно относясь к моей все более раболепной натуре.

Я взмахнула веками, глядя на него, как будто нервничала, но была довольна его вниманием.

Булавка улыбки прижала его губы к левой щеке.