Очаровательная лгунья

Я еще плохо ориентировалась в огромном здании Лакрис и, покинув павильон, свернула в первый коридор, даже не представляя, куда он ведет. А вывел он меня в галерею, стены которой были увешаны фотографиями и эскизами украшений. На мое счастье здесь было безлюдно, и я позволила дать волю слезам, усевшись на гостевой диван. Но уже через пару минут я услышала звук шагов. Мне и оборачиваться не нужно было, чтобы понять, кто это. Разумеется, Терис переживает о своих драгоценностях.

Я почувствовала, что он сел на этот же диван, чуть поодаль. Минуту спустя он заговорил:

— Ильяна, господин Бриаж больше не появится на съемках. Ты совершенно зря так на него отреагировала, хотя… Ты была восхитительна и я очень надеюсь, что мы успели поймать нужный момент. Это вышло не нарочно, но так кстати. На сегодня ты свободна. Отдохни, завтра у тебя будет нелегкий день.

Как бы я не была зла на Териса, оставалось только набраться терпения. Контракт я подписала и теперь просто обязана выполнить его условия. Но зато и терпеть присутствие неприятных типов по условиям договора я не обязана. И если ювелир не обманул и противного господина Бриаж я больше не увижу, то всё не так уж и плохо.

Не знаю, что имел в виду Терис, говоря о нелегком завтрашнем дне. Начался он как обычно. И съемки обещали уже привычную нервотрепку и суету. Изменилось только платье — темно-синее, точно по фигуре и распускающееся пышным шлейфом возле самого пола. Если сначала я с замиранием сердца смотрела на бархатные футляры, скрывающие в своих недрах удивительной красоты и изящества украшения, то сейчас я уже спокойно рассматривала драгоценности. Меня скорее волновала их стоимость, поэтому я даже не прикасалась к ним, ограничиваясь взглядом на отражение в зеркале.

Сегодня первой в списке была диадема. Я про себя хмыкнула: а не оскорбятся ли высокомерные аристократки, узнав, что первой, кто примерил эти украшения, была простолюдинка? А вот ювелира этот вопрос, кажется, не волновал. Терис занял свое место возле дверей, ожидая, когда всё будет готово. Но меня насторожил его взгляд, в нем очень явственно читалось нетерпение. Чего еще ждать?

Фотограф успел снять лишь несколько кадров, когда со стороны дверей послышался звук шагов нескольких человек. Первым вошел служащий ювелирного дома. Он склонился к уху Териса и что-то тихо произнес. Ювелир кивнул и снова устремил на меня взгляд.

А я замерла, как статуя, потому что двери распахнулись и я увидела маму. Она была в дорожном платье, с потертым саквояжем в руках. На её лице было недоверие, волнение и удивление.

Когда первый ступор прошел я, забыв обо всем на свете, сделала шаг навстречу маме, но меня остановил резкий голос Териса:

— Ильяна, нет! Идет съемка!

Я, недоумевая, посмотрела на ювелира: какая съемка?! Это же моя мама! Я не видела её больше месяца и мне необходимо обнять её немедленно. Но в прищуренных глазах ювелира было что-то такое, что не позволило мне кинуться в объятия мамы. Она стояла в дверях, и я видела, как дрожат её губы, как кривится улыбка, и слезы застилают взгляд. Да мне и самой захотелось шмыгнуть носом и зареветь.

Несколько долгих минут я, подчиняясь, позировала, хотя все внутри меня сопротивлялось. Мой взгляд увлажнялся, я начинала кусать губы, но Териса всё устраивало. Он сидел с довольной улыбкой и наблюдал за моими терзаниями. Но, натянутая струна внутри меня лопнула и я повернулась к одной из ассистенток:

— Сейчас же снимите с меня эту диадему! Или я уйду вместе с ней!

— Ильяна, еще пару кадров, — холодный голос Териса разозлил так, что захотелось топать ногами. Я, уперев руки в бока, развернулась к нему:

— Я не собираюсь участвовать в ваших играх!

— Ты будешь делать то, что скажу я! Продолжаем! Смените украшения.

Теперь я была уверена в том, что Терис ненормальный. Да, этот человек вполне мог поиграть чувствами юной Агнесс. Для него все средства хороши для достижения цели. Несколько раз я смаргивала злые слёзы, периодически бросая на ювелира убийственные взгляды. И с досадой понимала, что именно этого он и добивался. Сумасшедший.

Я беспрестанно вглядывалась в мамино лицо и понимала, что переживала не зря. И темные тени, залегшие под глазами, и лишние морщинки возле рта — всё свидетельствовало в пользу страшных догадок. Отец все-таки выплеснул на маму всю свою злость. Но теперь, когда мы с мамой остались одни в гостиных покоях Лакрис, я узнаю правду.

Она отставила в сторону чашку чая и тоже вгляделась в мое лицо:

— Ты стала совсем взрослой, доченька, — в который раз повторила она. Погладила мою ладонь, лежащую на столе, словно проверяя, что я ей не привиделась.

— Мам, я всё та же. Через несколько дней всё закончится и мы вернемся домой. У меня столько идей для нашего ателье! Я уже придумала, на что мы потратим гонорар от Лакрис!

Но мама отчего-то не разделила мою радость. Она вздохнула и отвела взгляд в сторону:

— Ильяна, ателье больше нет…

В груди противно заныло. Я еще не знала, что последует за этим, но ощущение неотвратимой беды было отчетливым.